Размер шрифта
-
+

Мадонна - стр. 2

МУНК. Работал. Я работал.

ГАМСУН (глядя на множество картин). Да. Вижу. И я заметил несколько больших картин, прислоненных к стенам снаружи.

МУНК (наливает вино в банку). Иногда я оставляю их на какое-то время под дождем и снегом. От этого они становятся интереснее. Сотрудничество с Богом.

ГАМСУН. Я рад, что ты работаешь. Случалось, время от времени, когда услышанное о тебе вызывало страх, а вдруг ты больше не сможешь работать.

МУНК. А что еще я мог бы делать? (Передает банку ГАМСУНУ). В такие времена, как эти, человек делает только то, что может.

ГАМСУН. Да, я тоже делаю то, что могу. (Смотрит в банку). Ты смешивал в ней краски?

МУНК. Недавно – нет. Не волнуйся. Я что-то пил из нее позавчера. Забыл только, что именно.

ГАМСУН. Ладно. Все равно долго мне еще не прожить. (Пьет). Те времена у тебя не в почете?

МУНК. Я просто хочу делать свою работу. И чтобы меня оставили в покое.

ГАМСУН. Может, ты не ценишь настоящего, потому что помнишь, как хорошо нам было прежде, в Берлине, в «Черном поросенке». Господи, уже пятьдесят лет прошло. В те дни наше поведение считалось скандальным, так?

МУНК. Мое и теперь считается.

ГАМСУН. Ты, я и бедный Стриндберг. Тот еще псих. И поляк, чью фамилию никто не мог произнести. Как она звучала? Поппофский?

МУНК. Пшибышевский.

ГАМСУН. И, разумеется, все эти убийства. Как ужасно все закончилось. (МУНК мрачнеет. ГАМСУН замечает, протягивает банку). Хочешь выпить. Вино на удивление хорошее.

МУНК. Нет. Не хочу.

ГАМСУН. Она была такой красоткой, девушка, которая тебе позировала. (Пока он говорит, появляется Дагни, юная и прекрасная, в халате. Берлин, 1893 г.) Имя ускользает от меня, но не лицо, не тело. (ДАГНИ устраивается на кровати). Женщина, образ которой преследует тебя. Как ее звали?

МУНК. Те времена умерли.

ГАМСУН. Да, и это хорошо. Но при этом я часто думаю о тех днях, ажиотаже с твоей выставкой и все такое. Когда это было? В девяносто втором? В девяносто четвертом?

МУНК. В этой части история повторяется. Вновь они сжигают мои картины в Берлине.

ГАМСУН. Не сжигают, конфискуют. Дагни, вот как ее звали. Дагни Юль. Ты когда-нибудь думаешь о ней?

ДАГНИ. Я так легла, Эдди?

ГАМСУН. Думаю, ты, как минимум должен помнить ее, если ничего больше. Или твоя память тоже сдала?

ДАГНИ. Ты странный, Мунк. О чем ты думаешь?

ГАМСУН. Такую женщину забыть трудно. И, разумеется, ты знал ее лучше, чем я.

МУНК. Почему ты сюда пришел?

ГАМСУН. Я тебе сказал. Тревожусь о тебе. Ты живешь один, в твоем-то возрасте. И я хотел поговорить с тобой.

ДАГНИ. Эдди, почему ты не говоришь со мной?

Страница 2