М7 - стр. 17
– Чтобы покупать платья и кататься по миру? – В. поправил дорогие часы с платиновым корпусом на правой руке.
– Чтобы деньги делали деньги – уже неправильный ответ? – Кати было пакостно от его шуток, она не знала, в какую категорию их переводить – жесткий подкол или просто невинная ирония.
– И что ты со сделанными деньгами делать будешь? Построишь дом на берегу моря и станешь мизантропом? – В. давно уже скучал по молодым и дерзким человеческим проявлениям.
– Встречу прекрасного принца с ужасным характером. Влюблюсь в молодого, буду независима и всегда неправа.
– А ты смешная.
Снова укол. Снова Кати передернуло. Снова это чувство неловкости. «Какая одиозная личность», – пронеслось у нее в голове, но пронеслось настолько быстро и мимо, что уже спустя мгновение она растворилась в этой беседе, почувствовав, как ее ледяная маска дает трещинки и как ручьями стекает страх быть непонятой под натиском самых едких комментариев.
– Можно маленькую ремарку? – решила с улыбкой подлить масла в огонь Кати и, не дождавшись его согласия, выпалила: – Вы абсолютно не умеете делать комплименты.
– Права. Ладно, давай так – вот половина, – В. открыл кошелек и отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр (в момент этого отсчета у Кати потемнело в глазах от чувства сбывающейся мечты), – машину можешь оставить здесь или привезти вечером, съездим к нотариусу, все оформим… Ты с учета ее сняла?
Кати отрицательно покачала головой.
– Я готова выписать генеральную доверенность с правом перепродажи. Как снимать с учета – я не знаю.
– Ладно, тогда вместе к нотариусу сгоняем. И… если хочешь – можешь исчезнуть с деньгами. Я ничего плохого тебе не сделаю. Номер мой у тебя есть. Позвони мне в шесть, если не исчезнешь, и скажи, откуда тебя забрать. А сейчас я побегу, – одним движением руки он подозвал официанта с алебастровой кожей и родинкой на правом веке и передал ему свернутую купюру. – Ты пока позови подруг и пообедайте. Все оплачено. Мне тоже когда-то было восемнадцать. И у меня не было денег даже на сигареты.
Кати даже не думала пропадать и обедать с подругами не стала – ей было стыдно проедать чужие деньги, и это чувство стыда за отсутствие собственных она еще долго не могла в себе побороть. Иногда ухажеры водили ее в кино, оплачивая билеты, на Восьмое марта дарили чайные розы или белые лилии, но никто и никогда не врывался вот так в ее жизнь и не давал ей возможности шиковать или даже просто наслаждаться обедом за чужой счет. Она тогда и подумать не могла, что можно довериться, принять помощь от мужчины – и он не потребует ничего взамен, а просто будет угождать из чувства заботы и сострадания. Нет, не из жалости, а из искреннего, пусть местами эгоистического и тщеславного желания облегчить чью-то долю, замолить былые грехи. В. не был озлоблен на жизнь. И всеми своими действиями показывал, что не боится доверять первым встречным. Или хорошо разбирается в людях. Он же знал, что Кати никуда не исчезнет. Откуда?