Лютый зверь - стр. 37
— Ведьма! — крикнула она. — Проклятая ведьма!
— Это ты, сука, принесла горе в мою семью, — зло зашипела я, сжимая в кулаке небольшой камень, чтобы удар был тяжелее, чтобы идиотке мало не показалось. — Это ты безмозглая обезьяна творила ритуалы не по правилам. Ты использовала символы, о которых не имеешь представления, навлекла на мою сестру болезни и сгубила целиком. Ты жгла сборы зверобоя и можжевельника в доме, когда этого делать нельзя, этим ты привлекла его, — я указала в сторону, где скрылся оборотень. И почему-то в этот момент я была уверена в правильности своих слов. Неведомо откуда всплыли знания того, как надо было изгонять болезни и зло. А то, что натворила эта дура, уничтожило мою семью. Я накинулась на неё, подбила глаз, разбила нос и выбила зубы. — Ты! Это ты уничтожила моих родных! Но ты не получишь ничего! Отец продал дом, тебе ни копейки не достанется.
Как же больно было увидеть в её уцелевшем глазу искреннее удивление. На кой чёрт она хотела остаться вдовой? Не потому ли, что ей всего тридцать два, и отец был её старше на целую жизнь. Стать богатой независимой женщиной.
Я это так чётко увидела в момент, когда лупасила её, что стало совсем плохо. Почему раньше я не догадывалась, что пить и есть из её рук, означало болеть не только для меня, но и для Анечки. Почему только сейчас во мне открылся этот дар, видеть, что хотят причинить вред? Не знаю, кем была эта легендарная бабка Ада, но кое-что от неё мне перепало.
Рома оттащил меня от орущей благим матом горе-ведьмы, и я вернулась к отцу.
Я делала искусственное дыхание, всё время проверяла, не появился ли пульс. Рома пытался мне что-то сказать, но я не отвлекалась. Приехала скорая. Вот ведь гады, без дефибриллятора. Погрузили папу на носилки и укрыли простынёй. Я отдёрнула край простыни, чтобы папе было удобно дышать, но санитар опять закрыл его лицо.
Рома насильно усадил меня в свою машину, и мы поехали за скорой. Но в какой-то момент скорая свернула в одну сторону, а мы покатили в другую.
— За папой, его в больницу везут! — возмутилась я.
— Дина, папа умер.
— Рома, его везут в больницу!
— Денежка моя, папа умер три часа назад.
За окном машины уже темнело. Накатывал вечер, накатывала истерика.
Меня затрясло.
— Т-т-таблетки, — беспомощно размахивала я руками.
Опять палата в частной клинике. Опять за окном море огней. Это уже стало обыденным, просыпаться на больничной койке. В меня вкололи успокоительное, и теперь смерть отца, конфликт с тем, к кому я так спешила в лес, казались чем-то далёким, неинтересным и даже забытым. Было, да было. Босые ноги по тёплому линолеуму.