Лютый зверь - стр. 13
— Ты шутишь?! — я чуть не захлебнулась от возмущения. — Погоди, ты что, у него опять деньги взял? И не задолбало дочерей продавать, барыга?
— Ну, ты отцу не груби, — он был немного сбит с толку, замешкался.
— А вот хрен тебе, папа! Сам замуж за Ромку и выходи! И спи с ним! А я пас. Он старый, злобный и подлый мужичонка. У него сердца нет, и любить он не умеет…
— Это неправда! — заревела горючими слезами Анечка, что стала свидетельницей нашего разговора. — Папа хороший и молодой.
— Аня, — я осеклась и испугалась того, что натворила.
— И ты нам не нужна! И не надо на нас жениться, мы и без тебя обойдё-ё-ёмся, — она закричала.
Я хотела успокоить её, но как коршуны налетели няньки и бабки и, хуля меня на чём свет стоит, отогнали от ребёнка.
6
Скрипела старая лампа, откидывающая тени на потолок, в телефоне болтала Бехтерева, позвонила, засранка, с извинениями. А я красила ногти на ногах в ярко-синий цвет. Вечер удался.
— Так в какое животное ты влюбилась? В кота, козла или петуха?
— Волка, — буркнула я.
— Я знаю тысяча и один анекдот про красную шапочку. Быстро опиши свою историю.
— Ну, — задумчиво протянула я. — И дорогу знаю и секс люблю, это про меня.
Раздался лёгкий стук, и по телу пробежали мурашки. Стучали в дверь, но не в ту, что вела в коридор, а в ту, что вела на балкон. Уставившись на дверное полотно, я замерла.
— Дин! Дина!!!
— Винь, я перезвоню, — тяжело сглотнув, я отключила телефон и быстро закрутила флакон с лаком.
Опять постучали, словно поскреблись. Сердце в страхе трепетало в груди и переплеталось с ощущением зимней сказки о… любви?
Я подошла к балконной двери, чувствуя, как невидимая аура окутывает меня. Он бы мог снести препятствие между нами одним щелчком, но не делал этого, он бы мог ещё в лесу изнасиловать или выкрасть, но воздержался. Значит, разумен, способен сдерживать инстинкты. Постучал ещё раз, но необычно. Одним, а потом несколькими когтями и ладонью, он выдал настоящую мелодию, как на ударном инструменте, вызвав у меня ступор.
— Нет, — прошептала я, словно он этой музыкой просил открыть.
Тишина. Частые постукивания совсем тихие, чуть уловимые. Канючит, попрошайничает. Это вызвало у меня всплеск радости. Кто заговаривает, а он заиграл, выдав что-то чудесное из Моцарта. У него идеальный слух, недаром волк.
— Я не открою, — это я уже сказала не так уверенно.
Захотелось его впустить и опять… трогать, целовать. Но нельзя! Это что-то запретное, спящая внутри каждого человека тёмная животная сторона. Нельзя поддаваться. Почему? Хотелось закричать. Потому что не поймут, осудят, заставят думать иначе. Никто не поддержит. Я простонала: