Лютая охота - стр. 31
Сервас застыл на месте.
– Это как понимать?
– Услуга за услугу, майор.
Она подняла глаза к балконам ближних домов.
– Осторожно! – резко бросила она.
Сервас проследил за ее взглядом и отскочил в сторону. Ветровое стекло «Клио» разлетелось вдребезги: в него влетел шар от петанка[13], брошенный из окна. Металлический шар, летящий с такой скоростью, вполне способен раздробить череп.
– Паскуды! – взревела в ярости Самира.
И сразу же второй шар с грохотом ударил по крыше, оставив в ней воронку. Из проходов между домами раздались крики. Из дальних домов высыпали мальчишки. Масок на них не наблюдалось, а потому были хорошо видны разинутые в крике рты. Ватага неслась к ним.
– Надо валить отсюда! – крикнула Самира.
– На парне, – быстро сказал Сервас в сторону журналистки, – была оленья голова…
– Чья голова?..
– Оленья! Маска с молнией на затылке! А у вас что за информация?
Эстер Копельман вытаращила глаза. На миг она была действительно напрочь выбита из колеи. В следующий миг на шоссе метрах в четырех от «Клио» с грохотом упала стиральная машина. А за ней дождем полетела всякая всячина: гайки, бутылки, камни. Сервасу пришлось пригнуться, чтобы что-нибудь не влетело ему в лицо.
– Надо уходить! – снова крикнула Самира.
А Сервас вдруг вспомнил происшествие в Эрбле, одном из районов Парижа, несколько недель назад. Тогда двоих его коллег силком вытащили из машины, жестоко избили и покалечили, пробили им головы, перерезали бедренные артерии, а потом расстреляли из их же табельных пистолетов, целясь в низ живота и в колени. 18 июля в Лионе молодого жандарма убили после того, как протащили машиной больше восьмисот метров по асфальту. Ни один полицейский в этой стране не может не вспомнить об этом, когда ситуация накаляется. Информация проскочила в новостях буквально в течение трех минут, а потом о жертвах быстро позабыли. В отличие от других. Сервасу было больно думать, что такая несказанная дикость и жестокость возбуждает гораздо меньше интереса в прессе и вызывает гораздо меньше негодования в соцсетях, у некоторых политиков и артистов, чем статьи о полицейских-расистах, которых ему доводилось лично отправлять в тюрьму, настолько стыдно было за их деяния. Его больно задевало, что у возмущения, как и у ненависти, существовала своя субординация. Но он знал, что это в порядке вещей. И в фильмах, и в литературе полицейский всегда представал классовым врагом, вооруженной рукой государства, символом репрессий. Так было в течение веков, так и осталось во многих случаях.
Эстер Копельман осторожно отошла от дерева. Самира завела машину, и она быстро отпрыгнула назад и наклонилась к Сервасу. Мальчишки были уже метрах в тридцати от них.