Лют - стр. 34
Наша годовщина уже на носу: мы и встретились, и поженились двадцать второго июня – с разницей в один год. Окружающим мы рассказываем, что познакомились в баре на борту круизного лайнера, но в действительно все было немножко иначе. Помню, как я стояла на носовой палубе, вцепившись в леер. Ветер трепал мне волосы, а я пристально смотрела на молодого мужчину, который только что попросил меня: «Не делайте этого». Смутившись, он притворился, будто пошутил, однако я видела страх в его взгляде, видела трясущиеся руки, странно контрастирующие с элегантной, почти ленивой позой: незнакомец в смокинге стоял, расслабленно опершись о леер. Он был красив, в отблесках света с верхних палуб черты его лица казались слегка растушеванными, более напоминая набросок углем, нежели портрет маслом. А еще в нем чувствовалось смутное отчаяние. После того как я приняла приглашение выпить в баре на палубе первого класса и увидела этого человека при ярком освещении, среди золота и алого бархата, мое первоначальное впечатление смягчилось. В тот вечер я не планировала с кем-либо знакомиться и уж тем более не ожидала знакомства с ним. Я и предполагать не могла, что все завершится таким чудесным образом.
Муж касается губами моего лба, медленно выдыхает, теснее привлекает меня к себе. Я обвиваю руками его шею, бросаю взгляд на закрытую дверь. Дети с Эйвери. Салли тремя этажами ниже, на кухне, планирует меню. Бедра Хью прижимаются к моим; приподняв подбородок, я целую его снова.
Его глаза открыты, он смотрит на дверь, как смотрела я, однако взор Хью устремлен дальше. Со мной только его тело, но не сознание.
– Прости. – Он еще раз целует меня в лоб – коротко, привычным прощальным поцелуем. – Я скоро. – Он торопливо выходит, почти выбегает за дверь.
Я укладываюсь на небольшую обитую кожей кушетку с приподнятой спинкой, и моим глазам наконец открывается беспорядок, царящий в кабинете, – кучи самых разных предметов. Хью выдернул из розеток абсолютно все приборы, растерзал все электронные устройства. Возле письменного стола стопками навалены книги: тома по истории Люта, семейные книги, налоговые ведомости – все то, что накапливается по работе и после уже не пригождается.
В деревянной шкатулке, однако, хранятся вещицы, которые определенно стоит с любовью перебирать и рассматривать, но которые отчего-то убраны подальше от глаз. Фотография женщины – я узнаю в ней мать Хью. Она отвернулась в сторону и улыбается, указывая на что-то, что нам не видно; белокурые волосы, легкие, как пух на морском ветру, мягко сияют в контровом свете. Почему Хью прячет эту карточку? Во всем доме нет ни одной рамки с фото его матери или отца, только эти допотопные масляные портреты предков. В шкатулке обнаруживаются и поздравительные открытки, но послания в них слишком личные, написанные не мной и адресованные не мне, поэтому я стараюсь их не читать. Запускаю пальцы поглубже, наугад извлекаю еще одну фотографию – трое мальчиков в форме начальной школы. Один из них, меньше и смуглее двух других, улыбается во весь рот. На обратной стороне подпись карандашом: «Хью, Мэтти и Энди идут в п. кл.».