Люди Сербской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции - стр. 20
Правильно сказал, задача Церкви – бороться против безбожия и не вмешиваться в политику, не примыкать ни к каким партиям, ни в коем случае. Владыка Николай очень мудрым был. И еще, когда от него требовали, чтобы он согласился выступить против коммунистов, он ответил: «Знаете, господин генерал, вы, немцы, все думаете одной головой, головой фюрера, у нас по-другому, мы другой народ, каждый серб своей головой хочет думать… Так это у нас, славян, бывает: каждый своей головой думает, каждый хочет иметь свое мнение, свою позицию, один думает так, другой иначе… Как рога в мешке, не можем уложиться, такие мы, понимаете?» И когда они поняли, что ничего не добьются, что владыка непоколебим, решили депортировать его в Дахау, в лагерь смерти. И отправили туда вместе с Патриархом через венгерский Бечкерек ранним утром 15 сентября 1944 года.
Потом я ездил в Дахау в Германию с одним священником, которого звали Николаем.
– Когда и как это было?
– Первый раз – в 1998 году, поехал в Германию, в Мюнхен, из Мюнхена в Дахау, чтобы увидеть, где был владыка Николай. Меня интересовало, где были бараки. Их стояло шестнадцать в одном ряду, шестнадцать в другом. Бараки – сто метров в длину и десять в ширину, в каждом – с десяток отделений. Лагерь рассчитан примерно на пять-шесть тысяч человек, столько могло поместиться в тех бараках, но они держали там до тридцати тысяч. Можно представить, как они страдали.
Дахау был своего рода школой, где обучали пыткам, оттуда «специалистов» направляли в другие лагеря в Европе.
Вот и владыка Николай был тут, и Патриарх. Тяжко пришлось, жестоко над ними издевались. Был там земляк владыки, сербский офицер Миломир Станишич, ему удалось выжить, потом он уехал в Америку, они общались с владыкой, разговаривали о самых разных вещах. После смерти владыки он писал о тех днях в Дахау. Когда Патриарха и владыку привезли в лагерь, то поместили отдельно от других заключенных, с другой стороны от колючей проволоки, где находились крематорий, в котором убивали и жгли, и здание для эсэсовцев – в нем было предусмотрено несколько помещений для заключенных. Там держали Патриарха, владыку и заключенных из стран Северной Европы.
Владыке и Патриарху было приказано каждое утро выносить бадью из уборной, они должны были нести ее на палке до ямы. Николай (Велимирович) был небольшого роста, а Патриарх Гавриил высоким, оба изможденные, измученные старые люди. Идут, несут, фашист прикладом их погоняет, они спотыкаются, едва тащатся, Патриарх старается не упасть, чтобы не опрокинуть нечистоты на спину владыке, тяжело, бадья громоздкая, придерживает ее рукой, а владыка тоже идет, спотыкаясь. Комендант подходит, спрашивает Патриарха: «Ну и как вам тут?» Патриарх не знал немецкого, а владыка Николай знал почти все европейские языки. Гавриил обратился к владыке: «Что он сказал?» – «Спрашивает, как нам тут». Патриарх: «Что же спрашивает, неужели не видит, что им не сегодня, так завтра конец придет? Придут русские, и они ответят за все, за все свои злодеяния!» Владыка ему говорит: «Если я передам твои слова, то нас расстреляют на месте». Тогда жизнь была дешевле пули, да. И вот владыка немцу отвечает: «Господин полковник, Его Святейшество Патриарх Сербский господин Гавриил – произнес его полный титул, чтобы немец знал, с кем имеет дело, – отмечает вашу организованность и дисциплину, но просит вас освободить нас от такой унизительной работы, так как мы представители Церкви в Сербии и старые люди, больные, освободите нас». Владыка сумел хорошо сказать, и тому понравилось. «Гут, гут», – и освободил их от обязанности выносить нечистоты.