Люди под Дождем. Избранные беседы за 5 лет - стр. 15
Шакина: Никита Сергеевич, а почему с вас проще спросить?
Михалков: Потому что я на виду.
Шакина: А кто-нибудь другой уйдет в подполье?
Михалков: Конечно. Понимаете, какая штука, никто же ведь не хочет вникнуть – что там, стойте-стойте, объясните, что там происходит?
Объясню. Этот налог собирается во всем мире, кроме Белоруссии и, по-моему, Кубы.
Шакина: К Белоруссии и Кубе не придерешься.
Михалков: Это закон, который принят в Думе и одобрен правительством. А дальше объявляется конкурс, и организация, о которой я говорю, – это дочерняя организация. И она имеет отделения в семидесяти или восьмидесяти субъектах федерации. И есть другие претендующие.
Монгайт: Вам все завидуют, получается?
Михалков: Мне завидуют. Но вы можете представить себе, что я начинаю по этому поводу оправдываться или дискутировать? Нет. Не хотите – пусть другой будет это делать, я это не придумал, я на это не напрашивался. Другой разговор: собрали – а куда девали? Вот вопрос.
Шакина: Кстати, куда девали?
Михалков: Пока никуда не девали. Но вы поймите такую вещь. Ведь это же поддержка людей, которые ничего не имеют сегодня. Они когда-то снимали кино. Сколько денег – это зависит от количества копий, которые сделаны.
Монгайт: То есть это пенсионеры?
Михалков: Нет. Это идет музыкантам, которые сегодня музицируют или записывают диски, это идет в кино. То, что остается, – это все прозрачно – может по решению пойти на фестиваль, может быть, на то, чтобы кому-то помочь, и так далее. Дело в другом.
УЖАС НАШЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО ЛЮДИ НАЧИНАЮТ АПРИОРИ ОБВИНЯТЬ ТЕБЯ В ТОМ, ЧТО БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ СДЕЛАЛИ САМИ.
Монгайт: Не исключено. Так бывает.
Михалков: А так как им этого не дано, они начинают предполагать, что ты как раз и делаешь то, что хотели сделать они.
Монгайт: Объясните тогда претензии к вам по поводу строительства гостиницы в Козихинском переулке. Зачем вам гостиница, если, в принципе, вы готовы отказаться от всех своих функций, все перепасовать желающим людям?
Михалков: Я вас умоляю. Зачем вам гостиница в Козихинском переулке, если вы готовы отказаться от всех своих общественных работ, – что за бред, как?
Шакина: Мне, например, просто было обидно, когда эти буквы «ТриТэ» пропали. Я прохожу по Трехпрудному – где «ТриТэ»? Нету «ТриТэ». Как же так?
Монгайт: Там люди бастуют, сопротивляются строительству.
Михалков: Давайте, если совсем по-честному и просто. 20 лет мы там сидим, это разваливающийся дом. Из них почти 11 лет мы пробивали все разрешения – в мэрии, у Лужкова. За это время вокруг все строились. И мы терпели, когда там долбили и у нас тряслись окна, стекла. Мы терпели, потому что мы надеялись, что когда-нибудь скоро у нас это получится. Через девять, или я не знаю сколько, лет, мы все бумаги собрали, и нам подписали – потому что стало неудобно уже, неприлично. И когда мы начали это делать, вдруг выяснилось… что ж такое-то? А что произошло?