Люди и положения (сборник) - стр. 9
– Итак, сколько же, отвечай!
– Сто сольди, синьор, – неуверенно-мечтательно, как галлюцинант, произносит подросток.
– Ха-ха-ха! – хохочут все: хохочет Гейне, хохочет Камилла, хохотом разражается и лакей, лакей в особенности, когда, вынув бумажник, Гейне достает оттуда кредитку в десять лир и, не переставая смеяться, протягивает ее оборвышу.
Тот молниеносно стреляет цепкою лапою по протянутой бумажке.
– Постой, – говорит Гейне. – Это, надо думать, первое твое выступление на поприще коммерции. В добрый час… Послушайте, камерьере, уверяю вас, смех ваш в этом случае положительно неблагоразумен: он за живое задевает юного негоцианта. И не правда ли, мой милый, ты никогда уже больше при ближайших своих операциях в Ферраре не станешь показываться на пороге негостеприимного «Торквато»?
– О нет, синьор, напротив… А сколько дней еще остается синьор в Ферраре?
– Через два часа я совсем уезжаю отсюда.
– Синьор Энрико…
– Да, синьора.
– Выйдемте на улицу, не возвращаться же нам, право, в этот глупый салон.
– Хорошо… Камерьере, эти цветы – в восьмой. Погодите, этой розе надо еще распуститься; на этот вечер сады Феррары поручают ее вам, синьора.
– Merci, Энрико… Черная эта гвоздика лишена всякой сдержанности, сады Феррары, синьор, вверяют вам уход за этим разнузданным цветком.
– Вашу ручку, синьора… Итак, камерьере, это – в восьмой. И шляпу мне: она в номере.
Лакей удаляется.
– Вы не сделаете этого, Энрико.
– Камилла, я не понимаю вас.
– Вы останетесь, – о, не отвечайте мне ничего, – вы останетесь еще на день хотя бы в Ферраре… Энрико, Энрико, вы выпачкали себе бровь в цветочной пыли, дайте я обмахну.
– Синьора Камилла, на вашем башмачке пушистая гусеница, я собью ее, – я отправлю телеграмму домой, во Франкфурт, – и платье у вас все в лепестках, синьора, – и буду посылать депеши ежедневно, пока вы не запретите мне.
– Энрико, я не вижу на вашем пальце обручального кольца; надевали вы когда-нибудь такое украшение?
– Зато я давно заметил на вашем, Камилла… А, шляпа? Благодарю вас.
V
Благоуханный вечер преисполнил собою все закоулки Феррары и гулкою каплей перекатывался по ее уличному лабиринту, словно капля морской воды, что забилась в ухо и весь череп глухотой налила.
В кофейне шумно. Но тихая, утлая улочка ведет к кофейне. В ней-то и заключается главная причина того, что затаив дыхание окружил ее со всех сторон оглушенный, ошеломленный город: вечер забился в одну из его улочек, и в ту как раз, где на углу кофейня.
Камилла призадумалась, дожидаясь Гейне. Он пошел в телеграфное бюро рядом с кофейней.