Любви навстречу - стр. 22

Солнце уже зашло, поэтому в комнате горели свечи. И уютно гудел жаркий камин. Чья это спальня? Вероятно, ничья. Мэри осмотрелась. Ни картин на стенах, ни безделушек на каминной полке, ни книг, ни забытой корзинки с рукоделием. Только широкая кровать, два стула и лакированный стол черного дерева в нише у окна. А на столе, на серебряном подносе, – графин с красным вином и два бокала.

Превосходно! Мэри обещала не спать, но не обещала не пить. Поэтому выпьет. Обязательно выпьет. И утопит в вине мысль о том, что ей предстояло лечь под Эдварда Барронса, герцога Фарли. Рано или поздно он этого потребует, и ей придется подчиниться. Чтобы спастись от преследований отца. Чтобы не попасть обратно в приют. Чтобы выжить. Главное – выжить. Мэри уже так много вытерпела. Вытерпит и это.

Мэри подошла к столу, вынула круглую пробку и взяла хрустальный графин. До краев наполнив бокал, она поднесла его к губам и принялась пить – жадно, большими глотками.

Тихо скрипнула дверь. Шурша сапфировыми юбками, в комнату вошла мадам в сопровождении горничной. Мэри смутилась и опустила бокал на поднос. Ивонн печально посмотрела на нее и со вздохом сказала:

– Налей мне тоже, пожалуйста.

Глядя на лучшую подругу матери, Мэри вдруг почувствовала себя ребенком. Она порывисто обняла Ивонн и прошептала:

– Спасибо. Спасибо за все. Не знаю, что бы я делала без вашей помощи.

– Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, – ответила Ивонн. – Я сделаю для тебя все, что в моих силах.

Мэри молча кивнула и разжала объятия. Ей отчаянно хотелось допить вино, а потом налить еще и еще… но нет, только не сейчас. Не при Ивонн.

Она подождет, когда все уйдут. Когда никто не сможет увидеть, во что она превратилась.

Боже, как он устал… Все тело ныло и болело, а в голове – свинцовая тяжесть. У Эдварда впечатление, что он пробежал полторы сотни миль до Дувра и обратно. А на самом деле всего лишь провел несколько часов у матери. И, как обычно, возвращался от нее в полном изнеможении. Правда, в фамильном особняке возле Грин-парка его поджидали дурные воспоминания и тягостное одиночество, но тут уж ничего не поделаешь. Зато дома можно как следует выспаться, а сейчас ему только это и требовалось.

Кучер остановил лошадей у парадного входа. Эдвард выбрался из кареты в промозглый сумрак ночи и зашагал по гранитным ступеням. Высокие массивные двери красного дерева плавно открылись, и яркий газовый свет потеснил густую пелену тумана. Дворецкий Гривз застыл у порога – невозмутимый и торжественный, как королевский мажордом.

Войдя в просторный холл и сняв плащ, шляпу и перчатки, герцог вручил все это Гривзу и распорядился: