Любви больше нет - стр. 23

И тем не менее он приближается, постепенно перекрывая собой все остальное.

Цок, цок, цок.

Неспешно, уверенно, и как будто насмешливо.

Цок. Цок. Цок.

У меня начинает дрожать карандаш в руке и по спине бежит холодный пот.

Цок! Цок! Цок!

Уже в приемной.

Неспешный стук по косяку и дверь открывается.

– А вот и я, – улыбается змея, с улыбкой переступая порог, а у меня сердце проваливается до самых пяток.

Она усаживается напротив меня. Изящно складывает ногу на ногу, змеиные глаза улыбаются. Алекса выглядит чересчур довольной и даже счастливой, а у меня такое чувство, будто я над раскрытым капканом яйцами болтаю – еще немного и прихлопнет.

– Что ты здесь делаешь?

– Елецкий разве не звонил? – она удивленно поднимет идеальные брови и облокачивается плечом на спинку стула, позволяя ткани на блузке натянуться, обрисовывая внушительную грудь.

Это прямая провокация и намек, и Алекса уверена, что в праве так делать. Я сам дал ей это право, сорвавшись вчера вечером.

– Никто мне не звонил!

Да какого хрена тут вообще происходит.

– Веру Андреевну ночью на скорой увезли с приступом пиелонефрита. Наелась чего-то на радостях от удачной сделки, ее и скрутило. Причем как-то жестко. Сказали минимум две недели на койке проваляется. Если хочешь, можем проведать. Она здесь, в седьмой больнице, – Алекса беспечно жмет плечами. Ни на миг не верю, что ей жалко заболевшую коллегу, – мне пришлось в спешном порядке сдавать билет. Так, что ждут нас впереди две недели, Максим.

Выделяет мое имя голосом, еще сильнее разгоняя пульс. И это происходит вовсе не из-за радости или возбуждения. Меня кроет из-за того, что свидетельница и прямая участница моего падения осталась здесь. Вместо того чтобы быть за сотни километров – вот она, улыбается, ничуть не сомневаясь в том, что я рад и хочу продолжения.

– Почему меня не предупредили? – гремлю, поднимаясь из-за стола.

– Понятия не имею. Наверное, забегались и забыли.

Лучше бы забыли оставить Алексу.

Схватив телефон, я несусь к двери, а змея провожает меня удивленным взглядом.

– Максим?

– Сейчас вернусь! – Получается совсем недружелюбно, но мне насрать.

Я выскакиваю в коридор и, остановившись у окна, раздраженно набираю номер Елецкого.

– Давай же! Отвечай!

Он откликается после десятого гудка.

– Утро доброе, Максим Владимирович. Как ваше ничего?

Ни хрена оно не доброе! Без приветствия перехожу к проблеме:

– Почему мне не сказали, что произошла перестановка с работниками? Почему я об этом узнаю уже по факту?

Юрий Константинович с досадой крякает в трубку:

– Андреевна выпала из обоймы. У нее, оказывается, диета строгая должна быть, а она решила, что на радостях можно ей пренебречь. Мы сегодня от ее воплей проснулись, думали помирает.