Любовные чары - стр. 31
– Конечно, – подтвердил я. – А ты сразу и не врубился, здорово. Эстетика прежде всего! А вкусовые качества… это для беззубых.
Он сказал, оправдываясь:
– Да ты такой серьезный! Я уже подумал, случилось чего. И похудел даже…
– Ты наблюдательный, – пробормотал я, – но сейчас поправлюсь на год вперед.
Он сам снял с огня багровую, лоснящуюся от закипающего жира тушу оленя, а я смотрел на него и старался понять, моя трусость или моя слабость виной, что портал перебросил меня на такое крохотнейшее расстояние, а не на другую планету, не в мой мир…
Впрочем, мне же видно было через портал, что там, так что в страшное не полезу, но все-таки лес казался немножко другим… Наверное, аберрация зрения.
Фицрой разложил оленя на белой скатерти и умело резал на части. Баффи потолкал Эллиана и Финнегана, те одинаково потянули носами, хватая ноздрями запахи, и торопливо перебрались к лесному столу.
– Ради этого стоило остановиться, – сказал Финнеган с одобрением. – Вы полезный член посольства, глерд Фицрой!.. Возможно, и ваш товарищ окажется не совсем так уж лишним.
– Я сам его готов прибить, – ответил Фицрой, – за полную ненадобность. Зато какие он истории знает!
– О бабах? – спросил Баффи.
Фицрой посмотрел на него с изумлением.
– А о чем же еще?
Баффи сказал мечтательно:
– Нам бы тоже послушать…
– Ехать несколько дней, – ответил Фицрой, – думаю, Юджин расскажет такое, что нам и представить страшно. Мне во всяком случае было страшно, как только люди могут, даже и не знаю…
Он резал и сразу раздавал обжигающие пальцы тяжелые ломти мяса. Я взял свой и сразу впился зубами, пренебрегая этикетом, а питекантроп во мне одобрил утробным рычанием.
Всякие истории я в самом деле, понукаемый Фицроем, рассказывал по дороге и на привалах. В голове туева куча исторических и даже доисторических фильмов, как их называют, хотя я не представляю, кто и как снимал тогда сериалы на тему Крестовых походов или династических битв за троны, правильнее назвать те труды фильмами на исторические темы, что значит умело и красиво перевранные в угоду времени съемок и политической ситуации.
Естественно, такие истории красивее правды, потому меня слушали с горящими глазами и стиснутыми кулаками, а сердобольный Баффи то и дело плакал навзрыд как над гибелью героев в Иллиаде, так и над страданиями Пенелопы. Даже Финнеган так расчувствовался и прослезился над судьбой Ромео и Джульетты, что явно в его роду когда-то было подобное.
На очередном привале, оставив рыдающего Баффи и скупо вытирающего слезы Финнегана, я снова скромненько отошел в сторону, а потом вовсе удалился за кусты.