Любовники. Плоть - стр. 4
Несколько шагов в сторону – и над ним открылась пластиковая губа пали № 30 – резиденции сотрудников Университета. Войдя внутрь, он не почувствовал себя лучше, хотя желание извиниться перед пассажирами Ремня остыло. Вряд ли они поняли, что он внезапно почувствовал к ним отвращение. Его лицо не дрогнуло, ни единая черточка не исказилась.
И даже это полная чушь, говорил он себе, прикусывая губу. Те, на Ремне, вряд ли могли догадаться – разве что они каким-то образом ощутили то же давление и отвращение. А если так, то кто они такие, чтобы ему указывать?
Сейчас он был среди своих. Люди в мешковатой форме профессионала с изображением крылатой ноги на клетчатом фоне – яркий клочок материи на левой груди. Единственное различие между мужчинами и женщинами: у женщин – юбки в пол поверх брюк, сетка на волосах и у некоторых вуаль. Последняя была аксессуаром не слишком редким, но уже отмирающим – обычай соблюдали пожилые женщины и наиболее консервативные из молодых. Прежняя мода сейчас отмечала придерживающуюся ее женщину как безнадежно устаревшую в своих вкусах – пусть даже правдовещатель время от времени восхвалял вуаль и сожалел о забвении столь славного предмета.
Хэл на ходу перебрасывался со встречными коллегами парой-тройкой слов. Издали увидел доктора Ольвегссена, декана своего факультета, и задержался посмотреть, не хочет ли Ольвегссен с ним поговорить. И даже это он сделал лишь потому, что у доктора была власть заставить его пожалеть о неоказанном уважении.
Но Ольвегссен был явно занят – помахал Хэлу рукой, крикнул издалека: «Алоха!» – и пошел дальше. Седовласый старик, он пользовался приветствиями и стандартными фразами своей юности.
Ярроу с облегчением перевел дыхание. Раньше казалось, что ему непременно захочется обсудить свое пребывание среди франкофонных туземцев заповедника, но сейчас он понял, что ни с кем говорить не хочет. Может быть, завтра. Но сейчас точно нет.
Хэл Ярроу ждал у двери лифта, пока хранитель проверял будущих пассажиров, определяя наличие приоритета. Когда двери лифта открылись, он вернул Хэлу карту.
– Вы первый, авва, – сказал он.
– Благослови вас Сигмен, – ответил Хэл машинально.
Вошел в лифт и встал у стены возле двери, пока определяли и ранжировали остальных.
Ждать пришлось недолго – хранитель уже не первый год был на этой работе и знал всех в лицо. Тем не менее, формальности он должен был соблюдать неукоснительно: то и дело кто-нибудь из жильцов бывал повышен – или понижен. Если хранитель ошибется и не определит перемены статуса, о нем будет доложено. Годы, проведенные на посту, свидетельствовали, что этот человек свою работу знает.