Любовники - стр. 24
В сумку кидаю самые простые свои вещи. Их то он не будет отбирать? Джинсы, пару кофт, хлопковое нижнее белье. Вроде все… Кажется, я их с собой и привезла год назад.
Драгоценности, дорогая косметика, обувь – все оставляю. Жалко, конечно. Ведь все нравилось, я себе нравилась в этих образах.
Выхожу в коридор. Оглядываться не хочу. Игорь следит за каждым шагом. Я чувствую его горячее, но прогорклое дыхание за спиной и на спине. Волоски дыбом встают и шевелятся.
– Картину свою забери! – приказывает.
Я подарила ее Игорю спустя месяц знакомства. Там пейзаж. Морской берег и набережная. Последнее, что я помню из нашего отпуска с родителями. Море, каменистый берег, много разноцветных вывесок кафе и люди, ходящие парочками.
У меня в голове будто щелчок раздается. Обида трансформируется в злость. Как он смеет? Ведь знает, как дорога мне эта картина, как было приятно ее дарить.
Лучше бы оплеуху влепил, нежели эта брошенная презрительно просьба.
В тот отпуск мы с родителями поехали на автобусе на экскурсию и попали в аварию. Из всех пассажиров выжила только я, потому что папа закрыл меня собой, и еще одна пожилая женщина. Чудом. Мы уцелели чудом.
– Зачем ты так, Игорь? – меня топит злоба, но вместе с тем слезы душат и сдавливают всю грудь колючей проволокой, прокалывая шипами насквозь. Он плюнул в святое для меня воспоминание – последняя счастливая картина для нашей семьи.
– Была бы послушной, ничего бы и не было. Сама виновата.
Подхожу к картине и забираю ее. Руки трясутся и леденеют. Вцепляюсь в золотую рамку так крепко, что суставы хрустят.
– Виноват ты, Игорь. А я… просто ошиблась в тебе.
Разворачиваюсь и трогаю ручку двери.
– Телефон оставь.
Тело вздрагивает и замирает мраморной статуей. Кровь сворачивается, из меня будто весь кислород выбили одним четким ударом.
– Зачем он тебе? В розовом корпусе и с кучей ненужной тебе информации? – мой голос безжизненный, но я стараюсь вдохнуть в него жизнь и легкость из последних сил.
– Ну, когда заработаешь своим трудом, тогда и купишь себе свой.
Ублюдок. Выцарапать бы его глаза и вырвать все жилы. Ненавижу. Ненавижу так сильно сейчас, что это чувство затмевает все остальное. Перед глазами красная пелена, я слышу, как с силой сжимаю челюсти до треска.
Держись, Тая.
Холодными пальцами цепляю разрядившийся телефон и кладу его на обувницу. Взгляд прикован к розовому корпусу стальными цепями.
Переступаю порог квартиры и выдыхаю весь углекислый газ, что уже начал травить меня изнутри.
– Тая, ты еще пожалеешь, что уходишь, – бросает вслед, – я жить тебе спокойно не дам, – скалится. Я вижу его зубы и острые клыки. Он похож сейчас на злого пса, у которого забрали косточку. Глаза такие же бешеные с нездоровым блеском.