Любовник богини - стр. 46
Женщина меж тем склонилась еще ниже и слегка совлекла с лица покрывало. Мелькнул огромный потупленный глаз, бледно-румяная щека, тень длинных ресниц, вьющаяся русая прядь на лбу…
– Ах, чертова кукла! – восхищенно прицокнул языком Бушуев. – Эка вырядилась!
Реджинальд привскочил со своей ступеньки и отвесил некое подобие реверанса и земного поклона: не отважился распрямиться без позволения хозяина.
– Мисс Барбара! – просвистел он восторженно. – Я ни за что не узнал бы вас!
Узкие ладони с длинными, без единого кольца, худыми пальцами сложились в намасте, покрывало вовсе съехало с головы, и Варя взглянула на Василия.
Она смотрела удивленно на незнакомое европейское лицо, он – вприщур, поджав губы так, что Реджинальду и не снилось.
Да… и не скажешь, что этакая злодейка! Но и непонятно, по чему тут вздыхать и томиться Реджинальду. Круглое лицо, твердый маленький подбородок, на котором чуть намечена упрямая ямочка. «Как у меня, почти как у меня», – почему-то удивился Василий. Что еще?.. Высокий лоб, высокие скулы. Рот – как две вишенки; курносенькая, глазастая. Глаза – самое красивое в этом заносчивом лице: дымчатые, туманные, без блеска. Строгие, печальные глаза… и улыбка, тронувшая, расцветившая сухие, напряженные губы, не озаряет их, не заставляет засверкать. Голос тихий, мягкий – непроницаемый голос, точно страж на пути к тайным мыслям! А имя ей не идет. Она никакая не Барбара, не Варвара, не Варя. Она – Варенька. Она…
Василий мысленно выругался: али позабыл, какова она оказалась? И все-таки он не мог теперь называть эту девушку иначе как Варенькой.
– Батюшка, вот и ты наконец, – кивнула она отцу. – Я и заждалась. Прости, что ослушалась, не воротилась в срок. Больше уж перечиться твоей воле не стану…
Бушуев даже крякнул от изумления такой всенародно изъявляемой покорностью. Ткнул в бок Василия, шепнул растерянно:
– Чегой-то она, а? – Но тотчас спохватился, грозно свел брови. – Ну, гляди у меня! Коли что не так… сама знаешь, рука у меня – ого-го!
– Да, – кивнула Варенька и снова потянула покрывало на гладко причесанную русую голову – Василию показалось, не для чего иного, как спрятать улыбку. – Воля ваша, батюшка!
«Да она из него веревки вьет, – мрачно подумал Василий. – И бесился он вчера не с того, что дочка из его воли вышла, а что некому стало веревки вить! А на Реджинальда эта мисс и не глядит, хотя он так и вьется, так и пляшет, будто пескарь на крючке. Знает, как нашего брата держать. Такая могла, да, могла изувечить кнутом, за волосы таскать!»
Эта мысль немного успокоила мстительное, злобное чувство, внезапно вскипевшее в его душе. Да что такое? Чего он-то раззадорился? Неужто его так взволновали страдальческие глаза той избитой рабыни?! Да он и лица-то ее не разглядел, настолько оно все было обезображено кровоподтеками, изуродовано ужасом! Или голос ее тронул – слабый, молящий, страстный?.. Или…