Любовь, жизнь и далее по списку - стр. 11
Разрешение мистера Уоллеса фотографировать накопленное и выбрасывать его пошло на пользу моей стопке «мусора» – с каждой минутой она становилась все больше.
В промежутке между снимками я переписывалась с Купером:
Он:«Где ты?»
Я:«Разве я не говорила? В музее».
Он:«До сих пор?!»
Я:«Я только приступила. А ты где?»
Он:«Встречаю малышку-сестру после урока музыки».
Я:«Вообще-то я знаю имя Амелии. И в четырнадцать она уже не такая малышка».
Он:«Знаю. Наша девочка растет. Ты уже поговорила с ним?»
Я:«Он будет податливее, когда приберусь еще немного».
Он:«Думаешь с такими прекрасными работами тебе еще нужно подкупать кого-либо, чтобы попасть на выставку? По-моему, твое искусство говорит само за себя».
Я:«Взятка еще никогда не была лишней».
Он:«Просто попроси его!»
Попроси его. «Попроси его», – говорила я себе, пока раскладывала стопку ненужных бумаг по двум огромным мусорным пакетам. Пока выносила пакеты в мусорные контейнеры. И я собиралась пойти к нему, поэтому на обратном пути забрала из машины свое внушительное портфолио. В основном там были фотографии работ, потому что носить с собой большие полотна было непросто, но нашлась и пара оригиналов поменьше. Альбом открывала любимая картина дедушки, и при взгляде на нее я не смогла сдержать радость.
Мистер Уоллес сидел в кабинете, склонившись над ежедневником. Кабинет, к слову, мог потягаться с хранилищем в количестве бумажных кип на столе, непригодных мольбертов у стены и мусора в углу, явно готового к побегу из урны. Хранитель музея поднял глаза на меня. Я все еще стояла в проходе.
– Идешь домой?
– Да, но сначала хотела обсудить с вами июльскую выставку. Ту, что в конце месяца.
Его взгляд остановился на большой папке в моих руках.
– Я принесла некоторые образцы работ, – сказала я, опустив папку перед ним.
– Эбби, ты же помнишь о возрастном ограничении? Кроме того, у меня и так предостаточно заявок. – Он открыл ящик стола и достал пачку бумаг. Хотел звучать убедительнее, наверное.
– Я тоже хотела бы предложить свою кандидатуру.
– Только совершеннолетние участники. – Он опустил палец на случайную сточку в документе.
Значит, пришло время моей тщательно отрепетированной речи.
– Сэр, по-моему, искусство не знает возрастных ограничений. Микеланджело было шестнадцать, когда он создал «Мадонну у лестницы». Пикассо приняли в именитую школу в возрасте четырнадцати лет. А Сальвадор Дали впервые представил работы на публичной выставке в свои пятнадцать. И я не пытаюсь поставить себя в ряд с такими дарованиями, просто хочу сказать, что способности – не возраст, а значит, не должны быть критерием отбора.