Любовь - стр. 14
Кристин вмешала нашинкованный чеснок в расплавившееся на сковороде масло и начала готовить загуститель соуса. Она насыпала в желтую масляную лужу немного муки и стала наблюдать, как, поджарившись, мука коричневеет, затем разбавила загустевшую массу креветочным бульоном и растерла оставшиеся комочки.
Я довольно хорошо готовлю, сообщила наглая девица, норовя залезть немытыми руками в блюдо с очищенными креветками. И раньше жила здесь, так она заявила – и кому? Женщине, которую тут все знали и которая сама всех знала – каждого черного, когда-либо родившегося на побережье от Ниггерхед-Рок до Сукер-Бей, от Ап-Бич до Силка, да еще добрую половину из тех, кто родом из Харбора, где она прожила (или впустую потратила?) большую часть своей жизни. Джуниор Вивиани. С «и» на конце. Похоже на фамилию в бейсбольной карточке. Так отчего же у нее замерло сердце? Неужели она боялась, что вдруг покраснеет, признав в девице родственную душу, и в ее голосе зазвенит сталь, а язык станет острым как лезвие бритвы, чтобы разом отсечь даже малейшую возможность сближения? Все явные признаки бездомной жизни юной беглянки были так ей знакомы: обмылок в общественной уборной на автобусной станции, чужие недоеденные сэндвичи, давно не мытые волосы, мятая одежда, в которой и бодрствуешь, и спишь не снимая, отсутствие сумки, зубы, которым жевательная резинка заменяет зубную пасту. И на что она такая сдалась Хид? И как в газете появилось это объявление, если в доме не работает телефон? Ей мог помочь паренек Гиббонсов – в дополнение к работе во дворе он мог сбегать по ее поручению в редакцию. Как бы там ни было, это ловушка, расставленная змеюкой на высоких каблуках. Ишь ты, придумала новый способ уворовать ее будущее – как уже однажды украла ее прошлое.
– Будь я проклята, – прошептала она.
Кристин раздвинула пальцы, чтобы испытать знакомый прилив восторга, который вызывали у нее бриллианты. Потом взяла рис, креветки, соус и по привычке сноровисто и изящно уложила их слоями в сотейник. В сотейнике блюдо не остынет, пока она будет делать легкий салат. Потом она все выложит на серебряный поднос, поднимется по трем лестничным пролетам – и пусть всем этим подавится наимерзейшая тварь на свете…
– Боже ты мой! Снег! – Слегка раздвинув портьеры, но не поворачивая головы, произнесла миниатюрная дама. – Подойди и посмотри. Снег – и где! В наших краях!
Джуниор приблизилась к миниатюрной даме у окна и вгляделась через стекло на улицу, стараясь увидеть, но не видя, снежинки. На вид даме было не меньше шестидесяти – волосы черные как смоль на фоне серебряной каемки у корней – но при этом она пахла как маленькая девочка: ромовым леденцом, травяным соком и мехом.