Любовь со смертью - стр. 20
Довольная собой, я с облегчением, с улыбкой села на второй стул. И вот тут рисса Лишана подняла заплаканное, осунувшееся лицо и, страдая, задала самый неожиданный вопрос:
– Эмария… она же умерла? Ты ведь не моя девочка…
Мы замерли, глядя глаза в глаза. Я этого очень боялась, любящие и родные подмену всегда изобличат. И не важно, насколько хорошо ты владеешь знаниями о чужой жизни. Жесты, мимика, даже взгляд откроют истину тем, кто знает тебя с пеленок.
– Мне очень жаль, рисса Лишана, – хрипло шепнула я, кивнув.
Она тоже закивала, без криков и истерики, просто подтвердила свои самые страшные подозрения.
– Вы же понимаете, что вам никто не поверит? – осторожно уточнила я.
Она с горечью мотнула головой, передернула плечами и стиснула руки на столе в замок. Потом хрипло ответила, моргая от скапливающихся в глазах слез:
– Да теперь уже какая разница, мою девочку все равно не вернуть. Ни Эмарию, ни лея Гречана, ни моего Лукаша… Они все ушли за грань, а меня оставили одну… доживать свой век.
– Вы не одна, – попробовала я ее приободрить. – Рисс Парин, Ртышек, Глеарик, как же они без вас? Да и я тоже…
Рисса Лишана высморкалась в белый платочек, вытерла изрезанное морщинками, когда-то красивое лицо, пожала плечами и вздохнула:
– Справились бы и без меня.
– А как вы поняли? – тихо спросила я о самом важном, полагая, что она поймет о чем.
Рисса Лишана, опустив глаза, теребила влажный, смятый платок. Не решившись посмотреть на меня, призналась:
– Взгляд… Он у вас совершенно другой, более взрослый, подозрительный, как у затравленного зверя, который на все способен.
– О-о-о… – с досадой выдохнула я.
Мои девочки говорили, что я всегда смотрела исподлобья, как бы сквозь ресницы, пряталась за ними от всех и всего, ждала очередной подставы от мира. Скрывала вечно терзавший меня страх.
– За столом вам вроде все знакомо, но… нет привычной ловкости и изящества. Как держать столовые приборы. Как резать мясо или разделывать рыбу… Вы вздрагиваете каждый раз, когда прислуга меняет блюда, наливает чай…
– Вы правы, у меня была иная жизнь, – согласилась я, печально кивая.
– Я мыла тебя… Эмарию с рождения, она привыкла к моим рукам, как к своим, для вас же я совершенно посторонний человек. Вам настолько неловко сидеть обнаженной при мне, что вы не знаете куда деть глаза, невольно закрываетесь ладонями. Да и руки… я несколько раз ловила вас за изучением собственных рук, будто они для вас чужие, незнакомые и непривычные. Пришлось признать, что Эмария все же добилась желаемого, ушла к родителям, – женщина говорила на одном дыхании, будто боялась, что, если за раз не успеет, просто не сможет. Горло сожмет от кошмарных предположений и догадок.