Любовь как смерть - стр. 28
– А людям об сем знать не обязательно, – мягко улыбнулся князь Федор, едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться от счастья. Волна пьянящего восторга поднималась в душе, туманила голову. – Велите этой образине помалкивать, а не то язык ему вырвать можно для надежности. Что же касается меня, даю вам слово чести: сия история будет в сердце моем навеки похоронена. – Он приложил руку к груди, а потом… потом сказал нечто вовсе неожиданное даже и для себя, но лишь когда выговорился, понял, что эти слова взошли на его уста из самого сердца: – А коли вы, сударыня, за крепость слова моего опасаетесь, то вот вам средство уста мои сковать: отдайте мне в жены сию отважную и достойную девицу – да и дело с концом!
– Ах! – выдохнула Варвара Михайловна, но вовсе не на нее глядел он сейчас, а на ту, прекрасную, незнакомую. Ее лицо – о, это было удивительно! – засияло мгновенной счастливой улыбкою, руки затрепетали, словно она хотела протянуть их к молодому князю, да вдруг тень упала на этот чудный лик, девушка отвернулась, уткнулась в ладони.
Мгновенный острый укол беспокойства должен был заставить Федора насторожиться… но нет, его несла, влекла, кружила все та же волна непонятного, необъяснимого счастья, и он сказал, торжествующе поглядывая на остолбенелую горбунью:
– А ежели непросто вам принять сватовство от незнакомого человека, то позволю представиться сам, ибо теперь более некому: имя мое князь Федор Долгоруков, я только недавно воротился из Парижа, куда был десять лет назад послан покойным государем и светлейшим князем. По воле приемного отца моего, Алексея Григорьевича Долгорукова, и по зову признательности я нынче явился выразить почтение князю Александру Даниловичу… однако Богу было угодно, чтоб здесь решилась судьба моя!
И, закончив сию тираду, Федор склонился перед Варварой Михайловной, впервые обеспокоясь ее затянувшимся молчанием и каменной неподвижностью лица – кроме глаз, которые так и вцепились в сего внезапного жениха, так и шныряли по его лицу, фигуре, одежде.
Князь Федор был скромен, однако в пору жизни своей в Париже не раз мог убедиться, что природа не поскупившись одарила его более чем приятной внешностью, а некоторые дамы даже находили его неотразимым. И потому князь Федор вполне согласился со словами Варвары Михайловны, которые она наконец-то выдавила:
– Что же… завидный жених, слов нет! Родич, значит, Алексея Григорьича… внучатный племянник, что ль? Знаю, слышала. Горяч, горяч, ну весь в дядюшку! Посватался бог весть к кому, не спрося ни имени невесты, ни звания. А коли девка неровня тебе? Или ты – ей неровня? А то, не дай бог, она уже и просватана?