Любовь и война - стр. 5
– Ты обидчивый?
– Даже не знаю, – после небольшого размышления сообщил Иван. – Когда отца арестовали, я обиделся на всех: и на начальника, у которого отец работал, и на людей, которые вместе с ним работали, и на милицию, и на судью. На первых за то, что не пришли заступиться за отца, а на вторых за то, что не захотели разобраться по-настоящему. Я не верил, что мой отец преступник, не верю и сейчас.
Иван умолк на минуту, потом заговорил вновь:
– Три с половиной года назад я, конечно, воспринимал всё по-другому, по-мальчишески, наверно. Меня душила горькая обида, потому что я лишился отца.
– А сейчас?
– Сейчас? – переспросил Иван, раздумывая. – Сейчас я думаю иначе. Человек не должен обижаться на всю советскую власть, если в деле виновны вполне конкретные лица. Стукач и следователь. Один решил отомстить отцу за что-то, другой эту месть одобрил. Вот если бы я узнал, кто именно это сделал, я бы предпринял всё от меня зависящее, чтобы этот урод поменялся местами с моим отцом.
Тоня слушала Ивана и впервые почувствовала, какой он решительный, смелый и непримиримый.
– А теперь ты мне ответь, Тоня, – повернулся Иван к лицу девушки так близко, что она увидела в его глазах отражение узенькой полоски заката над горизонтом. – Не будешь ли жалеть, что подружилась со мной?
– Не буду, никогда, – Тоня несколько раз упрямо мотнула головой, потом добавила ещё, видимо, для пущей убедительности:
– В этом ты можешь не сомневаться.
И едва Тоня произнесла эти слова, которые Иван потом вспоминал много раз, как в небе плеснулась ослепительная молния, расколов посеревшее небо на части. Вслед за ней ударил оглушительный раскат грома.
Первая майская гроза заявила о себе совсем неожиданно и требовательно. Грозовая туча, крадучись, долго пряталась за Колаповой горой и только когда загромыхал гром, она выползла из-за скал и показалась над рекой – чёрная и страшная. Тут же взвинтился смерчем воздух и пробежался по берегу, расшвыривая в разные стороны обломки сучьев и древесной коры. В считанные секунды воздушный вихрь пронёсся по воде, закручивая её в воронку, и погнал к противоположному берегу. За минуту сделалось совсем темно.
– Бежим! – крикнула Тоня испуганно.
Не разнимая рук, они вскочили с бревна и вприпрыжку помчались к покосившемуся навесу у крайнего штабеля. Под навесом сохранился стол шириной в три доски и две лавки по бокам. По всей вероятности, это было место сбора сплавщиков, когда затон находился ещё в рабочем состоянии.
Как только Иван и Тоня очутились под крышей, первые капли тяжёлой свинцовой дробью пробарабанили сверху по иссохшему рубероиду. А потом обрушился ливень. Он шумел и бесновался, будто негодовал, что не догнал беглецов и швырял, разбрызгивая, под навес порции воды.