Любовь и вечная жизнь Афанасия Барабанова - стр. 35

– А как братья Гримм сочиняют сказки? – интересовался Георг у отца. – Сначала один сочиняет, потом другой?

– Они их не сочиняют, а собирают.

– Как это собирают? Как грибы?

– Можно сказать и так, – улыбнулся Атанахиус. – А вообще-то ездили они по городам нашей Германии, слушали, как люди рассказывают сказки и записывали их в свои записные книжки. Грустная сказка из Марбурга, весёлая из Бремена, волшебная из Касселя. Потом их обработали, облагородили и напечатали в типографии – так получилась самая большая книга немецких народных сказок…

…И Атаназиус вспомнил лето 1831 года, когда он лично встречался с братьями Гримм. Об этой встрече читатель узнает гораздо позже. Сейчас же «сивый голубь» повернул за последний поворот, и взору Штернера открылся деревенский пейзаж – два десятка тёмных бревенчатых изб, среди добела заснеженных берёз и тополей. За ними, в снежной дымке, стоял барский дом, с колоннами – не дом, а целый замок, с большим фруктовым садом вокруг, второго которого не сыскать – ни в уезде, ни в губернском городе, а может быть, даже и по всей Москве. По другую сторону дома раскинулся парк, с лебединым озерком и с разнообразьем резных беседок – от деревянных до мраморных.

Штернер даже присел в санях, чтобы в полной мере наглядеться такой красотой и нищетой одновременно. Осталось лишь спуститься с горы, и деревня, которая виделась ему во снах и в мечтах, станет реальностью.

– вновь прочёл про себя Штернер Пушкина.

Наверное, эти строки Пушкин писал о речке Искре, что протекала через деревню Воробейчиково прямиком в уездный город Зуев. На правом берегу открылась берёзовая роща, полная в летнюю пору розовых подберёзовиков – «хоть косой коси», крепышей-боровиков, с бархатистыми шляпками, сладчайших ягод, гудом пчёл в малинниках, и с серебристым сиянием ландышевых колокольчиков, источающих по весне неземной аромат.

– Куда, барин?! – обернувшись, крикнул Никифор.

– За околицу! – так же криком ответил Штернер. – Останоовитесь у последней избы!..

Сани юркнули вниз, под гору, и через мгновенье уже неслись по главной и единственной улице Воробейчиково.

У старого колодца на них обернулись деревенские женщины в странных одеждах из тонкой ткани, напоминающие древнегреческие хитоны и плащи, собранные в пышные складки, пропущенные под левой рукой и завязаны на правом плече.

– Чего это они? – спросил изумлённый Никифор.

– Может быть, деревенский маскерад?… – неуверенно ответил Атаназиус.