Любовь и пустота. Мистический любовный роман - стр. 9
Она ладила со всем, что живое, что растет. Недаром на ее огороде получались самые вкусные помидоры, которые я когда-нибудь ела в своей долгой жизни. Оторвешь, бывало, от ветки пузатого красно-розового великана – и не можешь дотерпеть, чтобы донести его домой и разжиться солью. И вот тогда, прямо там, на дорожке между грядками, впиваешься зубами в эту сочную восхитительную сладковато-кислую мякоть… Постепенно высасываешь самое вкусное из середины плода… Струйки сока текут по руке, но рот уже наполнен восхитительным летним счастьем. Жуя, передвигаешься к дому, чтобы в том месте, где помидор был откушен, посыпать его крупными прозрачными кристалликами соли. И потом, уже с солью, откусываешь еще раз. Кристаллики слегка пощипывают язык и придают помидору ни больше, ни меньше, а божественный привкус… Никогда не встречались мне помидоры вкуснее тех, что я срывала с бабушкиной грядки.
А какая у нее была малина! В углу огорода, слева от дома, росла густая малиновая роща. Казалось, что она бесконечна: делаешь шаг вглубь, а там сверкают новые темно-красные ягоды и просятся-просятся тебе прямо в рот. А впереди еще блестят, и еще…
Однажды обидела меня чем-то Аня, и я пожаловалась на нее бабушке в полной уверенности, что сестре достанется по заслугам. А бабушка зашла за занавеску, где та засыпала, и я услышала, как она произнесла: «Ягодка ты моя ненаглядная!» И запела:
Летели две птички,
птички-невелички,
Я в саду, в саду была,
в саду розы рвала.
Я живо представила себе, как под эту, много раз слышанную мной, песню бабушка прижимает к себе сестру, гладит ее по голове, по спине. Это ее-то, которую обязательно надо было наказать! А из-за занавески все доносилось:
Летели-летели,
Сели-посидели,
Я в саду, в саду была,
в саду розы рвала.
Было невыносимо обидно, что вместо справедливой расправы сестрице досталась эта «ягодка», представляющаяся мне самой вкусной и спелой малинкой из бабушкиных зарослей.
Сели-посидели,
Дальше полетели,
Я в саду, в саду была,
в саду розы рвала.
Как плакала я тогда от злости, что осталась не отмщенной, что не поругали Аньку, а, наоборот, наградили такой вкусной ласковостью, как «ягодка», да еще и розами в виде песни осыпали. Зато как я смеюсь теперь, вспоминая ту свою бесполезную злость, отступающую перед безграничной бабушкиной любовью, лучащейся сквозь «ягодку», проникающую в нас сквозь незатейливую песенку про прилетевшую в сад птичку.
А какой грибной суп она варила! Никто так никогда и не подумал спросить, в чем секрет этого супа. Все казалось, что бабушка вечна, как этот сосновый лес. И будет вечно варить свой фирменный суп из белых грибов. Но пришел день, когда я вернулась с лукошком из леса, уже предвосхищая, как увижу кусочки принесенных мной грибов в тарелке, как буду вылавливать их по одному вместе с картошкой и морковкой, как на язык попадет мягкая пушистая нижняя сторона гриба… Осталось только спросить, как готовить этот суп. И вдруг… как будто молния передо мной ударила! Я поняла, что больше некого спрашивать. Все. Уже не было с нами бабки Глафиры. И никто никогда больше не сварит такой вкусный грибной суп, какой получался у нее.