Любовь и пустота. Мистический любовный роман - стр. 18
– А вдруг и правда есть какое-то проклятие? – спросила я сестру. – Неужели ты не почувствовала присутствие господина во фраке?
– Ты что, тоже чокнулась? – ответила она. – Какой еще господин? Какой фрак?!
Я не ответила. Анька просто успела вырасти. Она слишком далека от сказок. Ей трудно предположить то, что невозможно проверить. Я помогу ей. В моем воображении я все еще находилась там, где все возможно. Только чем старше становишься, тем сильнее осознаешь: на свете есть не только магические чудеса, но и невосполнимые потери. Все возможно: и хорошее, и плохое. Осознавая это, мы постепенно выходим из детства в жестокий реальный мир. Но разве есть у нас выбор? Разве можно нам остаться в детстве? Эх, мне нисколько не хотелось торопиться во взрослую жизнь.
А полупрозрачный господин Время молча стоял у двери. Он ухмылялся.
Глава 4. Анин хор
Ни за что ни про что в течение каких-то двух месяцев мы с Аней остались одни на всем белом свете. Я продолжала ходить в школу, в то время как сестра пыталась управляться с хозяйством. Наследство у нас было небольшое: старый дом да корова Зорька. Животина эта была нашей единственной спасительницей. На молоко мы выменивали у соседей хлеб. Сжалившись, нам взялась помогать с коровой баба Груня, живущая по соседству. Так и жили.
По вечерам становилось особенно пусто и одиноко. Казалось, что ветер в трубе выл все громче и протяжнее. Становилось страшнее страшного, и я никак не могла уснуть. Тогда тихонько перебиралась я из своей кровати под теплый бок к Ане. Прижималась к ней сильно-сильно и медленно погружалась в тяжелую дремоту. Бывало, мне снилось, что все еще живы, и мы, как ни бывало, живем в этом старом доме все вместе. И даже папа с нами. Это меня потом удивляло больше всего: Федор – а именно так мне легче всего было его называть! – приезжал всего несколько раз. И даже во время редких визитов он не знал ни как себя вести, ни как со мной разговаривать. Все, что он мог, – протянуть какое-нибудь незатейливое лакомство и потрепать по голове. Любил ли он нас с Аней? Не знаю. Думаю, что только революция была его единственной любовью. Поэтому в том сердце не оставалось чувств ни к нам, ни к матери. Вполне возможно, он и сам догадывался о своей ущербности, оттого и приезжал редко, оттого и романы на стороне заводил. По-другому не мог. Неслучайно все его любовницы в то же время были и его соратницами в большевистской борьбе. Все так и есть. Единственной «женщиной» в его жизни была революция. Он тоже, в какой-то степени, был однолюбом.
– А почему мама не разлюбила отца? – спросила я как-то сестру.