Любовь и оружие - стр. 32
Он склонился еще ниже.
– Ваш друг? Больше, чем друг, мадонна. Считайте меня вашим рабом.
Теперь она посмотрела на него и в выражении лица отметила ту же страстность, что звучала в голосе. Отодвинулась, и он уже подумал, что его ждет суровый выговор за проявленную дерзость. Но Валентина указала на скамью рядом с собой.
– Присядьте, Гонзага.
Он повиновался, еще не веря свалившемуся на него счастью, фортуне, вдруг улыбнувшейся ему, опустился на скамью, засмеялся – возможно, чтобы скрыть робость, – скинул украшенную драгоценной пряжкой шляпу, положил ногу на ногу, поставил лютню на колено, и пальцы его вновь прошлись по струнам.
– Я написал новую песню, – объявил он с явно наигранной веселостью. – В подражание бессмертному Никколо Корреджо note 14, сочиненную в честь той, чью красоту невозможно описать словами.
– Однако вы поете о ней?
– Песня моя лишь признание в бессилии человеческого языка.
Сочным баритоном он пропел несколько слов, но Валентина остановила его, коснувшись руки.
– Не сейчас, Гонзага. Я не в настроении и не смогу по достоинству оценить вашу песню, не сомневаюсь, очень хорошую.
Тень разочарования и уязвленного тщеславия проскользнула по его лицу. Обычно женщины жадно вслушивались в слагаемые им песни, наслаждаясь как изяществом слов, так и сладкозвучностью голоса.
– О, ну что вы так насупились, – Валентина даже улыбнулась. – Сегодня мне не до песен, но все еще переменится. Простите меня, милый Гонзага, – перед нежностью ее голоска, разумеется, не мог устоять ни один мужчина.
А потом вздох сорвался с ее губ, Валентина всхлипнула, сжала пальцами руку Гонзаги.
– Друг мой, у меня разрывается сердце. Лучше бы вы оставили меня в монастыре святой Софьи.
Гонзага, взгляд которого лучился состраданием, повернулся к ней и спросил, кто же обидел ее.
– Меня заставляют выйти замуж за этого человека из Баббьяно. Я сказала Гвидобальдо, что не пойду за герцога. Но с тем же успехом я могла утверждать, что никогда не умру. От меня отмахнулись, как от назойливой мухи.
Гонзага глубоко вздохнул, изображая сочувствие, но промолчал. В горе этом помочь он не мог, его вмешательство ничего бы не изменило. Валентина резко отвернулась от него.
– Вы вздыхаете, сожалея о той жестокой участи, что уготована мне. Но сделать ничего не можете. Слова, одни слова, более вы ничем не порадуете меня, Гонзага. Вы можете называть себя моим другом, даже рабом. А вот когда мне действительно нужна помощь, что вы можете предложить? Вздохи, и только!
– Мадонна, вы несправедливы! – с жаром воскликнул Гонзага. – Я и не мечтал, даже помыслить не мог, что вам понадобится моя помощь. Сочувствие, полагал я, вот и все, что ждете вы от меня. Но если вы нуждаетесь в моей помощи, если ищете способ избежать этого союза, я в полном вашем распоряжении и сделаю все, от меня зависящее.