Любовь и другие диссонансы - стр. 8
Джошуа переступал с ноги на ногу на вершине угольной кучи и читал с помощью рэпа свой «Маарив»[4]. Он поднимал и опускал руки, то касаясь ими бедер, то протягивая к потолку, то сжимая в кулаки, словно кому-то угрожая. Но я понимал, что он молится. Потому что молитва – неважно, иудейская, мусульманская или христианская – тоже своего рода рэп. И тоже рассказывает историю. И так же, как в случае с рэпом, это истории преувеличенные или даже вовсе не имеющие отношения к реальности.
Закончив молитву, Джошуа сел на угольную кучу, резким движением сорвал наушники и швырнул в сторону печи. Я поднял их и спросил:
– А что ты слушал?
– Не твое дело! Ты все равно его не любишь…
– Почему же?! – воскликнул я, карабкаясь к нему.
– Потому что он гей.
– Я ничего не имею против геев, и ты это знаешь.
– Зато я имею. Они не умеют хранить верность.
– И все же, какого гея ты слушал?
– Одного русского.
– А точнее?
– Чайковского.
– Он был геем?! – воскликнул я, не в силах скрыть удивления.
– Ну, был.
– Я не знал. И чем тебя порадовал гей Чайковский?
– Своим скрипичным концертом.
– Я это почувствовал, Джошуа. Только слушая этот концерт, можно молиться.
– Я вовсе не молился…
– Нет?! Это был не «Маарив»? А что же?
– Набор ругательств на идиш. Я могу материться на идиш больше часа без перерыва.
– Но зачем?
– Меня это возбуждает. И Маркуса тоже.
– Но почему ты ругаешься на идиш под музыку Чайковского?
– Потому что этот концерт возбуждает меня больше всего.
– Именно этот?
– И ты еще спрашиваешь?! В нем есть все: любовь и ненависть, солнце и луна, боль и сладость, голод и насыщение, война и мир, нежность и жестокость, торопливость и плавность, тоска и радость, нетерпение и покой, скука и энтузиазм, молчание и крик, жизнь и смерть…
– Да, Джошуа, я еще спрашиваю. Музыка – это не только твое личное дело, и Маркус имеет с ней мало общего. В котельной на угольной куче музыка одна, в Вене у людей в смокингах другая. Ты мне тут жизнь и смерть не приплетай. И Шопена тоже. Ты тащишься от Чайковского? Выбор хороший, но вот я тащусь в воскресенье от Бетховена, в среду от Листа, и только в канун Рождества, независимо от того, какой это день недели, от Чайковского. Знаешь, Джошуа, что такое канун Рождества? А что такое облатка? Если не знаешь, узнай, сука. Только тогда ты по-настоящему поймешь Шопена. Без польского Рождества тебе его не понять. Набери в Гугле «рождество» и узнай. Только ищи в польском Гугле: точка пи эль. Потому что только там описывается польское Рождество. На «точка пи эль». Запомнишь?
Я говорил и взбирался по куче кокса. Оступался, проваливался в толщу угля, падал на колени, но упрямо двигался дальше и кричал все громче, словно мне важно было не только доказать свою точку зрения, но и добраться до вершины – пусть это была всего лишь вершина угольной кучи в котельной.