Любовь без слов (сборник) - стр. 22

Мама не роптала, гребла и гребла, везла и везла – тянула как бурлак нашу лодку, которая часто выскакивала на мель.

Мама мне говорила:

– Никогда не думала, что буду жить в милом сумасшедшем доме. И подчас теряюсь: я тут медсестра или пациентка?

Однако долго так продолжаться не могло. Я пилила Лёню, капала ему на мозги – сначала, чтобы он всех нас прописал, потом чтобы стал в очередь на квартиру. Купить-то ее мы не могли, точнее, если бы не пили, не ели, впали в анабиоз, а зарплаты складывались – лет через шестьдесят. Вике было два года, когда Лёня наконец нас прописал. А ходить квартиру просить – это увольте, это не для гордого Лёни. Он пошел своим путем.

Лёню часто приглашали в ведущие мировые институты микробиологии. Он не уехал за границу, потому что ему хорошо работалось в Москве, и вообще он не любит переезды. Но коль Венера мозги проела – ладно! Предложение было – закачаешься. В США, в Гарвардский университет. Могу ошибаться в цифрах, но сравнительный порядок хорошо помню. В Москве Лёня получает две тысячи долларов в месяц, а в Гарварде будет пятнадцать. Я – меньше, но тоже ставка приличная и должность интересная. Двухэтажный коттедж в городке, где живет академическая элита. Прекрасная школа для детей, инфраструктура развитая, преступность на нуле, окружение в высшей степени интеллектуальное. Чего мне еще надо?

То же самое, но на родине.

Мой муж считает, что наука не имеет национальностей. Совершенно не важно, кто опускает свои пять копеек или миллион юаней в копилку научных знаний: какой-нибудь испанский Педро Хуарес, или китайский Дунь-Пунь, или российский Ваня Перебейкопыто, или грузинский ученый, чью фамилию из пяти согласных подряд никто ни выговорить, ни написать не способен. Главное, чтобы ученый родил идею, проделал опыты, получил результаты и опубликовал их.

Я принципиально не согласна с Лёней. Когда-нибудь, возможно, границы исчезнут, все страны сольются и наступит интернациональная благодать. Могу только повторить Некрасова, сказавшего два с половиной века назад: «Жаль только – жить в эту пору прекрасную, уж не придется – ни мне, ни тебе». Пока же могущество державы не в последнюю очередь определяется научным потенциалом и его перспективами, то бишь конкретными людьми, способными раздвигать границы знаний. Этих людей требуется найти и выдернуть из массы среднестатистических, их нужно учить, воспитывать, лелеять. Они отплатят сторицей. Теперь вопрос – кому? Американскому дяде Сэму или России-матушке? Мы машем платочками в аэропорту нашим прекрасным ученым, которые улетают за океан, а потом чешем репу – в почетных научных журналах не более двух процентов статей российских ученых.