Любомор - стр. 15
Велимир обернулся, и Тьяна шарахнулась в сторону. Пузырек, так и не открытый, вывернулся из пальцев и покатился по полу.
На бледных щеках жениха извивались алые ручьи – живые черви на иссушенной земле. Из носа тоже текло, окрашивая губы и подбородок. Тьяна зажала рот руками, и Велимир, точно из духа противоречия, распахнул свой – широко-широко. Хрустнула челюсть. Наружу хлынула кровавая рвота, заливая грудь и пол. Тьяна закричала сквозь придавленные к губам ладони.
Жених не мог выдавить ни слова. Глаза, опутанные сетями разорванных сосудов, закатились. Тело конвульсивно дернулось, завалилось набок и сползло со скамьи. Кровь стремительно покидала его, заливая мрамор. В багровой луже, растущей так быстро, играли блики.
«Кровобег!» – осознание камнем влетело в Тьянину голову и заставило действовать.
Забыв, что собиралась напоить жениха тем же ядом, она рухнула на колени и вывернула сумочку. Носовой платок, перчатки, зеркальце, шпильки, помада, духи – все полетело в кровавую лужу. Взгляд заметался по вещам: где он, где мешочек? А, зацепился и повис на застежке. Скорее, скорее! Пальцы дернули холщовую ткань, затрещали нитки, и из надорванного бока посыпалась земля. Не тратя время на узел, Тьяна расширила дыру и поднесла мешочек ко рту Велимира. Пара черных комков упала на губы, выкрашенные кровью, – и Тьяна остановилась. Одного взгляда хватило, чтобы понять: поздно. Жених не дышал, в глазах больше не теплилась жизнь. Теперь и родная земля не поможет: не загасит яд, не остановит кровь. Хозяин последнего пира пригласил Вэла на танец.
Тяжело дыша, Тьяна затолкнула рваный мешочек в сумку, подняла помаду, но сразу отбросила. С нее капала кровь.
– Кажется, я не вовремя, – прозвучало за спиной.
Глава 3. Отравленная "Любомором"
Тьяна рывком обернулась.
Из тени выступила высокая, стройная фигура, и она узнала: Мару Медович. Зеленая форма, медно-горчичные кудри. Тьма съела оттенки, но цвета отпечатались в памяти.
А самого главного – выражения лица – было не разобрать.
Тьяна понимала, как выглядит со стороны. Кровь подступает к коленям, она всюду, так много, что и неясно, осталась ли в Велимире хоть капля. Помада наверняка смазалась: в полумраке можно решить, что Тьянин рот тоже испачкан кровью. А может, так и есть? Руки уж точно – по локоть.
Она вытянула дрожащие пальцы, и с указательного сорвалась тяжелая капля.
Не в силах издать крик или произнести хоть слово, Тьяна по-совиному ухнула. В этом звуке смешалось все: и ужас, и потрясение, и попытка оправдаться. Она же не травила жениха. Хоть и собиралась.