Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - стр. 2

Срок уже подходил, а малышка стала ворочаться меньше обычного, и это очень меня встревожило. Я совершенно не знала, должно быть так или нет. Это всего лишь одна из мелочей, про которую мне стоило узнать от мамы, если бы она была рядом со мной, – в конце концов, она родила восьмерых. Но, разумеется, я не могла спросить ее совета, а Тара хоть и родила, но все-таки была совсем молодой и не очень опытной мамой. Так что я позвонила в больницу – центральную в Челтнеме – и меня попросили прийти на осмотр.

Больница производила мрачное, гнетущее впечатление. Ее серый каменный фасад и огромные окна выглядели так, словно это психиатрическая лечебница, но там было чисто, и что самое главное, она находилась не в Глостере. Я не хотела, чтобы в документах этот город значился как место рождения моей дочери.

Примерно через день после осмотра врачи сказали, что все в норме и роды должны начаться уже со дня на день. Тара пришла навестить меня. Когда мы росли, то держались вместе, чтобы пережить приставания папы и жестокость мамы, так что рядом с ней я чувствовала хорошо знакомый мне комфорт. Я тоже была рядом, когда она рожала Натана, и сейчас радовалась ее ответной поддержке. Однако мне все еще было страшно. Мама всегда рассказывала о родах, как о чем-то несложном, описывала их так сухо и прямо, будто это раз плюнуть. Ни разу она не говорила о боли и сложностях.

Я помню, что на первичном осмотре слова акушерки прозвучали неутешительно.

– Рано вам пока в родильную палату, – небрежно сказала она, будто я мешала ей работать.

– Почему?

– Раскрытие всего два сантиметра. А должно быть как минимум пять.

Она вела себя строго и неприветливо, а может, я была вся на нервах – да и других причин было полно, – но это меня неприятно впечатлило. Слава богу, меня поддерживала Тара. Мы вместе ждали продолжения родов, пока наконец раскрытие не достигло пяти сантиметров, и акушерка не согласилась отвезти нас в родильную палату. Боль была невыносимой, но после эпидуральной анестезии она утихла, и я просто лежала там, в этой крохотной комнате, разговаривая с Тарой. И ждала. Однако прошло тридцать часов с начала родов, но малышка не торопилась рождаться. Я очень устала. Я недоумевала, как мама могла пройти через это целых восемь раз. Мне казалось, я делаю что-то неправильно. А когда в нашей с Тарой беседе наступала пауза, я замечала, что мечтаю о том, чтобы Хезер тоже была сейчас со мной.

Наконец врач и акушерка сказали, что раскрытие полное, и можно начинать тужиться. Я так и поступила. Я тужилась и тужилась, пока не стала чувствовать, что лицо мое посинело, а кровеносные сосуды в глазах готовы лопнуть. А моя дочь все не рождалась. Наконец они сказали, что собираются сделать мне кесарево сечение. Я совершенно упала духом и пыталась не разреветься. Я сказала им, что не хочу кесарево, пусть роды пройдут нормально. Причину этого желания сказать я им не могла – в моей жизни произошло так много ужасного, что я была совершенно не уверена в себе как в будущей матери. А потому родить моего ребенка тем же образом, как рожают нормальные матери, для меня было очень важно.