Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - стр. 12
Но попытка понять рождает вопросы. Очень много вопросов.
Почему мой папа совершил эти убийства? Как он мог некоторые из них совершить в том же самом доме, где росли его дети? Как он вообще решился, даже будучи очень плохим человеком, убить своего собственного ребенка? Как много мама знала о его преступлениях? Насколько глубоко она была замешана в них? Как она могла творить такую жестокость и вместе с этим – более или менее – проявлять настолько сильный материнский инстинкт по отношению к нам, ее детям?
На эти вопросы могли бы наиболее полно ответить лишь два человека: мама и папа. Но отец покончил с собой. Он так и не предстал перед судом, не ответил за свои действия и этим поступком не позволил мне, семьям и родным этих несчастных девушек хоть насколько-то лучше понять произошедшее. Большинство этих преступлений были раскрыты, но следователи подозревали, что могли быть и другие убийства, в которых он не сознался, а тайну о том, правда это или нет, он забрал с собой в могилу.
Однако моя мама все еще жива. Она выступала перед судом. Но суд над ней был больше сосредоточен на том, чтобы доказать ее вину, выяснить, что именно случилось, а не на том, чтобы понять почему. На скамье подсудимых она прежде всего стремилась не рассказать правду, а оправдаться по пунктам обвинения – для этого она находила отговорки, все отрицала и пыталась убедить суд, что вся вина целиком лежала на папе.
Много лет, после того как моя мама была осуждена, я годами – позже я объясню, почему – поддерживала с ней тесную связь: писала ей письма, говорила по телефону, регулярно навещала ее в тюрьме, эмоционально поддерживала ее. И все эти годы она по-прежнему не говорила мне правду.
Ее письма из тюрьмы стали важной частью моей жизни. В одних она давала советы, в других описывала свою жизнь за решеткой, во многих отправляла списки с одеждой и другими вещами, которые она просила меня купить и передать ей. Часто письма содержали одновременно и то, и другое, и третье. Иногда ее письма были полны оправданий и жалости к себе, иногда были многословными, пересказывали шутки и тюремные слухи. Когда я поднимала очередное письмо со своего придверного коврика, сердце мое колотилось, я не знала, чего ожидать. Я лишь понимала, что каждое такое письмо восстанавливает мою связь с ней, и я не смогу просто прочесть и выбросить его, потому что это будет похоже на предательство. Так что с годами они копились – это были и плоды моих взаимоотношений с мамой, сидящей в тюрьме, и одновременно тяжкий груз.
Несмотря на то что она так и не помогла мне по-настоящему, не дала честных ответов, я продолжаю искать эту правду о своей матери. Она моя мама, и чувство доверия к ней заложено во мне с рождения, поэтому примириться с тем, что я не могу ей доверять, было настолько больно, что я не могу передать эту боль словами. Моя книга – отчасти отчет об этих поисках, отчасти полное страданий путешествие к осознанию того, что она лгала мне раз за разом, снова и снова.