Любить и верить - стр. 9
– Может, правда, – именно наличие смерти заставляет задавать вопрос о смысле жизни? – неуверенно выговорил парень, имени которого Олег не помнил.
– Вопрос, конечно, интересный, но ответ на него мы не узнаем, потому что не знаем пока, каково жить без смерти, – с громким вздохом произнес Степа. Остальные зашумели, ерзая и двигая стульями.
– А ну-ка, попробуем иначе: относительно каждого вопроса есть три варианта – ответ есть, ответа нет, ответ есть эвентуально, то есть при определенных условиях… – повысив голос, увлеченно заговорил Григорий.
– Там, парам, парарам!.. – покачивая головой, начал напевать Степа, взявший в руки гитару. Но ни его, ни Григория уже никто не слушал. Захмелевшие любомудры разделились на пары и тройки близко сидящих со своими внутренними разговорами…
Активность обмена мнениями нарастала, пока Ринчин, уже женатый, не вспомнил, что ему пора домой. Народ как-то сразу начал расходиться.
Пятьсот и один день
За окном недобро посвистывала вьюга поздней зимы 199… года, а за кадром голос комментатора звучал еще более зловеще, чем музыка. На телеэкране мелькали кадры криминальной хроники.
– Ты бы сходил, мать встретил, – сказал отец; он чинил фотоаппарат рядом, насупившись сквозь очки на поблескивающий обнаженный механизм.
Олег промолчал, не в состоянии оторваться от экрана, на котором возникали то кришнаиты, то разукрашенные, как цирковые клоуны, сатанисты.
– Слышишь?! – громче повторил отец.
– А? – притворился Олег.
– Я говорю – мать надо встретить.
– У-ум-м!.. – недовольно промычал Олег. – Здесь же рядом… чего тут идти, да и сумок у нее сейчас, наверное, нет.
– Иди-иди!
Олег, вздохнув, оторвался от лицезрения кришнаитов и стал одеваться. Всунув ноги в валенки и застегнув шубу из искусственного меха, он открыл дверь.
– Ты куда это собрался? – вместе с шаркающими шагами послышался голос матери, в полутемном подъезде поднимающейся по лестнице.
– Что-то ты долго сегодня… – произнес отец, выглянув в прихожую.
– Только сейчас зарплату выдали!
Отец щелкнул языком.
– О-о, ну, толкотня, ну, толкотня была! Как начали выдавать, так народ про очередь забыл! Ле-езет, понимаешь, по головам! – стягивая сапог, возбужденно вспоминала розовощекая с холода мать. – И никто, ну, никто не одернет хамов! Главное, все со мной соглашаются – да, да, так нельзя, а сами же тех, кто понаглей, пропускают и слова не скажут! Тьфу!
Олег слушал, и у него учащалось сердцебиение: хотелось немедленно оказаться в той самой очереди и со смаком набить морду наглецу, лезущему по головам. «Простонародье…» – неприязненно думал он, однако знал, что, если бы он действительно оказался в той очереди, то, скорее всего, предпочел бы сделать вид, что ничего особенного не происходит.