Любимый жеребенок дома Маниахов - стр. 11
Мир, в котором я чувствую себя как дома, кончается у границ этой империи, хотя на больших рынках и ярмарках ее городов я всегда обнаруживал собратьев, с которыми мы договаривались неплохо. Но в целом я остаюсь здесь за невидимой стеной, из-за которой до меня доносятся все эти непонятные «франгои», «агапэ», «канавте» и более понятные, типа «ромэос» и «Пропонтида».
А эта история… эта история, начавшаяся среди улиц погибшей Юстинианы, поет для меня двумя женскими голосами. Низкий и мягкий голос Анны, которая отправилась в путешествие в качестве моей личной переводчицы (два милисиария в день, а что вы хотите, если это чуть ли не единственный человек в империи, знающий, что такое согдийский язык). И звенящий, ломкий голос Зои, она – что неожиданно – говорит на прекрасном языке Ирана – не согдийский, но хотя бы близко. Когда-то в детстве, в моем Самарканде, я на спор начал учить иранский и выучил быстро и легко, вот только это грустная история, и мне не очень хочется ее вспоминать.
Анна и Зои, Зои и Анна – их нежными голосами до сих пор звучат для меня эти несколько недель, в которые уместились ужас, горечь, отчаяние, но, впрочем, и масса радости. Потому что таков наш мир, понимаете вы его язык или не очень, радость в нем есть всегда.
Вот ужин в монастыре позади. В городе, которого нет, без нас случились перемены. Караван осликов привез много медных кувшинов с мятыми боками – это вода. Солнце подкрашивает малиновым стены кастры над головами, а заодно лучи его пронзают облачка розоватой пыли. Потому что другие ослики привезли метлы из свежих листьев, и подростки – Феофанос, Эустафиос, Сергиос и так далее – уже взялись за дело. И до нас, остальных, наконец, доходит, где мы будем жить.
– У меня будет целая вилла? – недоумевает Анна с метлой в руке.
Да, целая вилла рядом с моей, а если захотим – можем занять другие, побольше, и ничего, что потолки чаще всего обрушены, камни от них растащены, подняты в осликовых корзинах на гору над нами. Зато стены из листьев винограда – это совсем не плохо, фруктовые деревья над головой – еще лучше, а кувшины с водой – все, что оставалось для счастья, и вот они у нас тоже есть.
Конец веселой дороге через империю, мельканию городов: Никомедия – Никея – Анкира – потом, кажется, Амасейя – дальше Колонейя – и неожиданно поворот не к Требизонду, на север, а наоборот – на юг, к безлюдным ущельям. А в них – лес, вот чудо, после примелькавшихся уже голых вершин по сторонам дороги.
И все эти города по пути – побольше Юстинианы, но в сущности такие же: забытые виллы и заросшие травой улицы по холмам, а на самом большом из этих холмов – город поновее. За мощной стеной, с новыми башнями, но все-таки с форумами, колоннадами, портиками, толпой народа, караванами мулов и лошадей, запахом еды. Города, сгрудившиеся в уголках своей же бывшей – когда-то очень немаленькой – территории. Выжившие, выстоявшие.