«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - стр. 22
Целую. Крепко-сильно. Любящий вас Волик.
11.02.1942 г. У нас тут большие новости: вчера, 10 февраля был выпуск первой партии курсантов. Так что, наверное, я в ближайшем будущем тоже отправлюсь. От папы тоже пока ничего не имею. На днях отошлю вам свои фотокарточки, которые, мне осталось лишь получить. Денег (75 р.), к[оторые. – Н.П.]. вы мне выслали, я еще не получил. Девочки наверное обижаются на меня: общал книжку и не прислал, но я не виноват. Недавно я был на почте с этой книжкой «Побежденный Карабас», но т. к. она была лишь завернута в бумагу, а не свернута в трубочку (она без переплета), то ее не приняли. На днях пошлю ее вам. Пока все. Сегодня думаю написать вам подробное письмо. Целую крепко-прекрепко. Ваш Волик.
1.03.1942 г… Мамочка! Твое письмо, в которое ты переписала папино письмо, я не получил… Новостей у нас и меня много и новости хорошие. Сегодня второй группе курсантов присвоены воинские звания (т. е. произошел выпуск); нас, оставшихся пока еще очень много, так что я думаю поеду из Барнаула не раньше 8—10, а то и 15>го марта; часы мои лейтенант отдал как будто целыми и в полной сохранности; в столовой я заимел (это слово, по-моему, лучше всего подходит сюда) хорошую знакомую, которая меня снабжает «добавкой», которая в несколько раз больше моей порции. Чем это объяснить? Тем, что я похож на ее сына, который на фронте (это она сказала мне сама). Фотокарточки я вам послал и посылаю сегодня. Недавно мы праздновали XXIV>ю годовщину РККА – праздник прошел хорошо: 21 февраля я ходил в клуб на концерт Погодина (лауреат Всесоюзного конкурса артистов эстрады), в котором участвовали еще два каких-то лауреата: пианист и певица. Хотя концерт происходил в Барнауле (в нашем клубе), но цены на билеты были если не московские, то харьковские: за место в 16 ряду я заплатил в кассе 10 р., т. е. стоимость билета. Это лишний раз доказывает, что деньги мне тут тратить абсолютно не на что, разве на концерты, на которые я хожу не особенно часто (был концерт Утесова, но я не ходил). 23>го я ходил в театр на пьесу Б. Лавренева «Разлом», который ставил Днепропетровский театр русской драмы, который здесь обосновался. Я начну, мамочка, издалека: Помнишь ли ты, что когда мы жили в Харькове, то в 1937 или 38 годах к нам заезжал из Днепропетровска директор какого-то театра, который когда-то учился вместе с папой в Школе Червонных Старшин? Ну так вот! Я почему-то решил, что он был директором русской драмы, а поэтому без всяких церемоний влетел со стуком (постучал) в кабинет директора театра, где, после продолжительной беседы, выяснилось, что папин знакомый находится на фронте и что (тут я точно не понял) он последнее время или с тех пор, как приезжал к нам (?) работал в др. театре. Его фамилия Сулименко. Правильно??! Сегодняшний выходной день прошел также хорошо: вчера вечером был в клубе в кино на кинокартине «Учитель», сегодня водили в горкинотеатр на картину «Разгром немецких войск под Москвой», а перед кино в клубе училища была лекция на военную тему. Вообще, живем хорошо, особенно в последнее время: сейчас пишу с трудом: мешают – пляшут, поют, играют на гармошке и мандолине. Кроме всего перечисленного у нас наступает весна: капает с крыш (правда, пока не особенно), но в последних числах февраля (20–25) была сильная вьюга, не буду писать, что «в 5 шагах не было ничего видно», но метрах в 20–30 от себя было видно только черное пятно – человек или лошадь – не разобрать. Некоторые дома позанесло снегом до крыш: мы ходили за город, т. к. что это я сам видел. У нас циркулируют (такие выражения!) слухи (а самое главное – полуофициальные), что будто бы наши забрали Сумы и еще кое-что, но т. к. это не официальные сообщения, то я пока вам о них ничего не пишу. Хотел было написать вам о лагерях, но нет места. Пишите еще раз, в особенности ты, мамочка, о папином письме, об адресе и что самое главное – о папе. Мамочка, дай пожалуйста телеграммой № папиной дивизии, напр. «пятьдесят пять», только словами № и больше ничего. Перевод я получил. Целую. Ваш Волик.