Любимая мартышка дома Тан - стр. 46
Мерв… Эта женщина, возможно, могла знать и многое другое, связанное с названием этого города. Год за годом тихой и упорной войны, которая ведется не на поле боя, а на улицах и в ночных комнатах, когда из рук в руки передаются деньги, шепотом произносятся имена верных людей. Это уже не из моего детства, эта война была совсем недавно.
И вот именно Мерв начинает неожиданно полыхать восстанием, и тысячи языков вдруг начинают повторять имя дяди пророка – Аббаса, и ныне живых его потомков – Аль-Саффаха, и, наконец, имя того, кто потом стал великим Мансуром.
Все это было в Мерве и соседних городах Хорасана. Это была уже моя война. В ней я получил и кинжал в спину, и потом, как последнюю горькую награду, – наугад прилетевшую из пыльного занавеса битвы стрелу в правое плечо.
Актрисе Юй достаточно было бы поинтересоваться, кто, чья семья сейчас владеет целым десятком виноделен в Мерве, и с помощью каких заслуг и после каких подвигов приобрела их. И тогда оказалось бы, что она знает про меня чуть больше, чем следовало бы. Так же, как разбирается в винах чуть лучше, чем это было бы нормально даже для придворной актрисы.
В общем, рано или поздно мне предстоит начать всерьез выяснять, кто же она на самом деле, актриса Юй Хуань, дочь какого принца и супруга какого министра или полководца.
Вот только хорошо бы, чтобы выяснение это длилось как можно дольше. А сейчас… так хотелось просто лежать с ней рядом и ни о чем не думать.
– Аромат старой кожи и спелой ежевики, именно так, – повторил я, опускаясь рядом с ней на простыни с чашей в руке и ощущая нежную прохладу ее бедра. – Так вот, мы говорили о воинах и героях. Бактрийская лоза была известна много веков. Но затем в древний Мерв пришел такой вот великий воин с Запада. И много тысяч его солдат. Но эта, последняя, война у него не получилась. Армия была разбита, голова его была принесена в дар парфянскому царю, а вот солдаты, те, кто остались в живых… Ну что с ними было делать? Всех убивать? Им дали участки земли, те самые, которые рождали такую хорошую лозу и такой отличный хлеб. И говорят, что несколько черенков виноградной лозы они привезли с собой в ранцах с Запада и привили к той, бактрийской лозе. И вот имена их забылись, лица их детей и внуков уже не отличишь от прочих мервцев и хорасанцев – а вину, которое они начали тогда делать, до сих пор нет равных. Оно знаменито. И это все, что осталось.
– А что, даже имя того великого полководца с Запада забылось? – с любопытством спросила Юй Хуань, делая новый маленький глоток.
– О, – вздохнул я. – Ну, вообще-то не забылось, хотя прошло все-таки семьсот лет… Это у меня оно все как-то ускользает из памяти. Он еще прославился тем, что подавил восстание рабов, чуть не уничтожившее всю его империю. Сегодня, кстати, уже разрушенную. Странное такое у него было имя, похожее на звук ореха, попавшего под лошадиное копыто. А, вот: Красс. Марк Красс.