Люби меня по-немецки - стр. 44
Второе было особенно стыдно - повела себя как малолетка, но ещё более стыдно то, что до четырёх утра я отплясывала под треки Рейнхарда. Отыскала его страничку в соцсетях и, за неимением альбомов с фотографиями (а жаль), поковырялась в его плей-листе. А ещё прошерстила список френдов.
Поразительно, и как только можно окружить себя несколькими сотнями страшных как одна бабами? И 1616 запросов в друзья от им подобных!
- Ульяна Дмитриевна, через сорок минут у вас встреча с Иосифом Вайсманом, - просунув голову в кабинет оповещает Альбина и расплывается с благоговейной улыбке: - О, какой приятный тембр. Это Дэн Рейнольдс?
- Не знаю, это... по радио что-то, безвкусица какая-то, - ворчу и незаметно открываю свёрнутую вкладку соцсети.
Уже 1619. Прямо нарасхват парень. Завидная популярность.
- Ну почему же безвкусица? А по-моему, здорово поёт, - не унимается секретарша. Мечу в неё яростный взгляд и вырубаю музыку. – В общем, Вайсман, не забудьте, - напоминает Альбина и молниеносно прячется за дверью.
Пора бы попридержать своих взбесившихся коней, в компании меня и так за глаза уже окрестили стервой.
1618. Один подписчик исчез, а друг наоборот – добавился. Вернее, подруга, с четвёртым размером дирижабля.
Господитыбожемой! И почему все мужики такие предсказуемо одинаковые?
Злюсь на себя как никогда: шпионить исподтишка – это так мелко и дёшево! Возле иконки с единственной фотографией горит online , и это тоже не даёт сосредоточиться на отчёте. Жму на левую кнопку мыши и снова обновляю страничку.
Ещё плюс два сисястых "друга". Это же надо быть настолько ветреным! Он их что, коллекционирует? Копит на случай всемирной сексуальной голодовки?
В верхнем ящике стола дребезжит мобильный – хватаю телефон в руки, где-то в глубине души по-детски надеясь, что это звонит Ганс, но вижу на дисплее фотографию улыбающейся мамы.
Мама – это святое, созваниваться по пять раз на дню вошло у нас в привычку ещё с тех незапамятных времён, когда на первом курсе университета я впервые упорхнула из родительского гнезда, твёрдо решив жить одна и самостоятельно набивать шишки.
Имя первой было Денис Плешков, затем ещё один тумак по фамилии Бабкин, пощёчина - Севостьянов, и комариный укус Артёмочка Немоляев.
После каждой неудачи я неизменно рыдала в водонепроницаемую мамину жилетку, позволяя хоть на какие-то пятнадцать минут быть себе слабой и уязвимой.
От Курта Рейнхарда я даже подножки не допущу. Тридцать – не возраст не свершения ошибок.
- Ульяна, милая, как твои дела? – воркует в трубку мама, и по грудной клетке сладкой патокой разливается привычное тепло.