Львовская гастроль Джими Хендрикса - стр. 45

– Орест Васильевич лучше дорогу знает.

Она кивнула на прощанье, села в белую «Ладу», и унесла ее машина куда-то вдаль по пустынной улице.

Поднимаясь на свой второй этаж усталой походкой, задумчивый Тарас чуть было не наступил на пятую ступеньку. В последний момент удалось ему из последних сил податься вперед всем телом и перенести правую стопу на следующую, шестую ступеньку.

Уже сквозь сон он услышал из радиоточки звуки гимна. На лице улыбка появилась. И вдогонку мысль пролетела об их с Даркой сходстве – оба ведь ложились спать очень уставшими и рано утром. А значит, оба спали крепко.

За окном уже вовсю шумела жизнь, громыхали грузовики, машины. Стучали по тротуару подошвы дешевых ботинок. Город ожил и издавал тысячи звуков, не способных проникнуть в глубокий сон Тараса.

Далеко за полночь Алик шел по Замарстиновской к себе домой, на свой личный, маленький и уютный край города Львова, где во дворике, который он делил с пятью полными и не полными семьями, не было ни одной собаки. Отсутствие собак позволяло приходить домой в любое время, не тревожа ни тишину, ни сон соседей.

Настроение было легкое и романтическое. Именно с таким настроением он выполнил свои служебные обязанности «левого» осветителя в театре оперы и балета, а именно – осветил со своей рабочей ложи левой стороны зала мощным прожектором симпатичную постановку «Веселой вдовы» Оффенбаха. В антракте посмеялся с дамами-гардеробщицами, угостившими его чаем из термоса. Пару раз улыбку на его лице вызвали уже не раз виденные сценки из оперетты. Для него эта оперетта несла как бы двойной смысл. Видел он в ней больше, чем обычный зритель, потому что, зная актеров и актрис и их между собой отношения, улыбался он еще и тогда, когда актеры по велению случая и Оффенбаха вдруг начинали играть самих себя. Бывшие реальные возлюбленные талантливо играли опереточных возлюбленных, но в их глазах в это время вспыхивали совсем не театральные искорки. С высоты боковой осветительной ложи, конечно, «прочитать» глаза актеров мог только Алик. Неосведомленному зрителю куда интереснее казались яркие костюмы, жесты, фразы.

Мимо пронеслась «скорая помощь» с синей мигалкой, но без сирены. Порыв ветра от промчавшейся машины чуть не сорвал с головы Алика его любимую кожаную широкополую шляпу. Синие отблески виднелись впереди даже тогда, когда машина уже скрылась из виду. Темное небо насупилось. Алик почувствовал, как оно опускается ниже, словно хочет именно в него попасть дождем или ливнем. Прибавил шагу. Его шаги, создававшие в ночной львовской тишине единственный ритм, зазвучали чуть громче.