Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник) - стр. 68
Я медленно шла вниз по холму. Под полуденным зноем все виделось невинным и спокойным. На небольшой возвышенности прижалась задней стеной к скале церковь, очень маленькая, белоснежно-белая, с куполом цвета синьки «Рекитс». Перед ней чьей-то заботливой рукой сделан тротуар из гальки – синие, терракотовые и синевато-серые камешки уложены узорами в железное основание. За церковью уклон улицы в сторону моря становился круче, и здесь, хотя у каждого дома было по одному, по два горшка с цветами, место выглядело более голо, а краска и побелка применялись реже. Создавалось впечатление, что богатство усеянных цветами холмов блекло и увядало, приходило в упадок, чтобы умереть в пустынной, как открытое море, гавани.
Здесь и было почтовое отделение, в одном здании с единственным магазином, которым могла похвастаться деревня. Темная пещера с двустворчатыми дверьми, распахнутыми на улицу, затоптанный земляной пол, стоящие повсюду мешки с продуктами – фасолью, маисом, лапшой, огромные квадратные консервные банки с плавающими в масле сардинами. На прилавке в глиняных мисках – черные маслины, груда сыра и большие старомодные чашечные весы. Рядом с дверью, заваленной грудой щеток, находился ящик для писем, покрашенный в темно-синий почтовый цвет. А на стене против дверного проема, в самой середине лавки – телефон. Чтобы попасть к нему, надо пробираться между мешками.
Лавка, очевидно, была местом встречи женщин деревни. Четыре крестьянки были сейчас здесь, и речь шла о покупке муки. Когда я несколько нерешительно вошла, разговор сразу смолк, и они принялись рассматривать меня, но правила приличия взяли верх, и, перестав пялиться, они заговорили тише, но, как мне удалось разобрать, не о приезжей иностранке, а о каком-то больном ребенке. Они расступились, давая мне дорогу. Лавочник отложил свой совок для муки и вопрошающе произнес:
– Мисс?
– Эти дамы… – сказала я и подкрепила слова жестом, означающим, что я не собираюсь нарушать очереди.
Но в конце концов мне пришлось уступить их непреклонной любезности.
– Мне только марки, пожалуйста. Будьте добры, шесть по пять драхм.
Позади я услышала шевеление и шепот:
– Она говорит по-гречески! Вы слыхали? Англичанка, а говорит по-гречески… Тихо, ведите себя прилично! Тишина!
Я улыбнулась им, сказала что-то об их деревне и тут же оказалась в центре внимания восхищенных женщин. Зачем я приехала в их деревню? Она такая маленькая, такая бедная, почему я не остановилась в Ираклионе, где есть большие гостиницы, как в Афинах или в Лондоне? Я живу в Лондоне? Я замужем? Нет? Что ж, в жизни везет не всегда, но скоро, Бог даст, скоро…