Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник) - стр. 1

Легко этот маленький вестник взлетел…

Понесся вперед…

Достиг чудесного фонтана,

Что в неподвижный воздух бил

Перед входом в пещеру…

Джон Китс. Эндимион

Все и началось с белой цапли, вылетевшей из лимонной рощи. Не стану скрывать, что сразу приняла это как знак предстоящих приключений, как сказочного оленя, который, мчась по заколдованной чаще, увлекает за собой принца, а с наступлением темноты исчезает, оставляя его в полном опасностей лесу. И когда большая белая птица вдруг поднялась среди глянцевых листьев и цветов лимона и кругами полетела к горам, я последовала за ней. Что же мне было делать, если эта история случилась в сверкающий апрельский полдень у подножия Белых гор на Крите; если пыльная дорога раскалена, а зеленое ущелье наполнено шумом воды, воздух напоен ароматом цветущих лимонов, а белая птица несется вперед, то пропадая в глубокой тени, то вновь появляясь на солнце.

Машина из Ираклиона остановилась там, где от шоссе отходит дорога на Айос-Георгиос. Я вышла, поправила на плече большой вышитый полотняный мешок, который служил мне дорожной сумкой, и повернулась сказать спасибо американской чете, подбросившей меня.

– Не стоит благодарности, милочка. – Миссис Студебекер озабоченно выглядывала из окна машины. – Ты уверена, что все в порядке? Мне не очень нравится оставлять тебя так вот, неизвестно где. Ты уверена, что это то самое место? Что там написано на указателе?

На указателе было то, что мне и нужно: «ΑΓ ΓΕΟΡΓΙΟΣ».

– Ну как, ты разобрала, что там? – спросила миссис Студебекер. – Смотри же, милочка…

– Все в порядке, – бодро улыбнулась я. – Это и есть Айос-Георгиос, и ваш шофер подтверждает, и по карте до деревни отсюда три четверти мили. Вон там, за этой скалой, я, наверное, и увижу ее.

– Очень на это надеюсь. – Мистер Студебекер тоже вышел из машины и распорядился достать багаж. Шофер извлек из багажника маленький чемодан и поставил его рядом со мной на краю дороги.

Мистер Студебекер был большой, розовый, добродушный; на нем была оранжевая рубашка, выпущенная поверх светло-серых спортивных брюк, и широкополая бесформенная льняная шляпа. Он считал миссис Студебекер умнейшей и самой красивой женщиной на свете (прямо так и говорил), и, следовательно, она тоже обладала приятным характером, а кроме того, не отставала от моды. Оба излучали теплую и несколько избыточную доброжелательность, которая представляется особой добродетелью американцев. Я познакомилась с ними в гостинице накануне вечером, и как только они узнали, что я направляюсь на южное побережье Крита, то не успокоились, пока я не согласилась разделить с ними часть их оплаченной уже поездки по острову. Теперь же, казалось, для них не было бы ничего приятнее, если бы я бросила свою дурацкую затею посетить эту неизвестно где находящуюся деревню и отправилась вместе с ними путешествовать.

– Не нравится мне это… – Мистер Студебекер с тревогой смотрел на каменистую проселочную дорогу, которая плавно кружила вниз от шоссе между скалистыми склонами, поросшими карликовым можжевельником. – Не нравится мне оставлять вас здесь одну. Знаете, – он обратил на меня свои серьезные, добрые голубые глаза, – я читал книгу про Крит как раз перед нашей с мэмми[1] поездкой, и, поверьте мне, мисс Феррис, у них тут до сих пор существуют такие обычаи, что вы и представить себе не можете. Из этой книги следует, что Греция в некоторых отношениях все еще очень и очень примитивная страна.

Я засмеялась:

– Может быть. И один из ее примитивных обычаев состоит в том, что чужестранцы священны. Даже на Крите никто не станет убивать гостя! Не беспокойтесь обо мне. Это, конечно, очень мило с вашей стороны, но со мной все будет в порядке. Я говорила вам, что вот уже больше года живу в Греции, довольно прилично владею греческим, да и раньше бывала на Крите. Так что можете совершенно спокойно меня здесь оставить. Это именно то самое место, и минут через двадцать я буду в деревне. В гостинице меня ждут завтра, но я знаю, что у них сейчас никого нет, так что меня непременно устроят.