Лунная Ведьма, Король-Паук - стр. 92
Вот она, эта девочка, в комнате третьей башни дворца, принадлежащего принцессе. Дни тянутся в унылом, праздном ожидании. Солнечный восход знаменует утро, а затем как заведено: три трапезы, две смены караула, хотя горничная говорит, что она здесь не узница. Но всюду, куда бы Соголон ни направлялась, вход ей запрещен, и она вынуждена томиться в заточении своей комнаты.
Из своего окна она видит жилища, названия которых ей не терпится узнать. Всё это сущие чудеса по сравнению с красным термитником, «сундучком» дома терпимости или господской поварней. Госпожа Комвоно ушла не так давно, чтобы ее лицо начало стираться из памяти, но потихоньку забывается и оно. Из своего окна Соголон видит ступени, ведущие от ее собственной башни; видна отсюда и часть зубчатой стены с башней оживленного королевского замка, где сменяются часовые. Остальное обрезано пределами окна.
Прямо впереди мощеная дорожка к библиотеке – по виду замок, но с четырьмя стенами, похоже на короб в два этажа с дверью, которой отсюда не видно. Справа оттуда пиршественный зал размером с поле, откуда по ночам слышны музыка, танцы, крики и вопли. Если долго и внимательно смотреть сквозь деревья, то становится виден большой архив, вдвое шире библиотеки. По соседству с библиотекой притих недостроенный замок Кваша Абили, умершего всего через луну после того, как он взошел на трон, а рядом достроенный замок Кваша Кодзе, его брата и правнука нынешнего Короля. Вся эта извилистость королевской родословной Соголон слегка смущает, а вот замки нет. Неплохо бы там побывать. Но даже это место от нее отгорожено. Дальше, слева от замка теперешнего Короля, находится замок Кваша Конга – не самый старый, но наиболее запущенный. Из всех строений это самое узкое, и оно же больше других устремлено ввысь. Над деревьями можно насчитать четыре ряда окон; остается гадать, сколько же их внизу. Из окна видны залы и крыши залов, крытые переходы и те, где крыши провалились; люди и звери, одетые ко двору; стражники и солдаты, огороды и пастбища, павлины и львы.
С вечерним светом за ней приходят пятеро женщин, все в белом. При утреннем свете они приходят тоже, сопроводить ее в трапезную, где они безмолвно стоят, пока она сидит за завтраком или ужином.
– Вам что, языки отрезали? – сердится она, но они не отвечают.
В этом обеденном зале, который может вместить сотню человек, но сейчас вмещает только ее одну, она чувствует себя королевой пустоты и ощущает, как эти мысли преследуют ее своим полым эхом, рождая гневливо-безутешное одиночество; тягостное сознавание того, что эти кушанья и питье в кувшинах могли предназначаться многим, как и сам этот зал.