Лунная радуга (сборник) - стр. 93
Пока его доставили на борт корабля, пока извлекли из скафандра и уложили на операционный стол-агрегат, наступила клиническая смерть. Реанимация прошла удачно, однако состояние тяжелораненого было критическим. Чудовищное повреждение грудной клетки (к счастью, правостороннее), перелом позвоночника… Да что говорить, это был самый отчаянный случай в моей медицинской практике. До сих пор не понимаю, как мне удалось сохранить пострадавшему жизнь. Впрочем, это не только моя заслуга. Одна из женщин – инженер дальней связи – имела смежную профессию хирургического ассистента, как имеют те или иные смежные профессии почти все члены экипажа современного рейдера. Ассистировала она безупречно. Мне нравилось ее имя – Инга…
Время на пути к Земле, понятно, было насыщено для меня совсем иными тревогами, чем на пути к Урану. Состояние Степченко улучшалось медленно. В условиях хирургического стационара этот случай, пожалуй, не имел бы права именоваться особо тяжелым, но в специфических условиях полета… Словом, несмотря на принятые меры всесторонней биозащиты, после перегрузок стартового разгона борьбу за жизнь раненого надо было начинать, по существу, сначала.
Поглощенный медицинскими заботами, я, естественно, слабо реагировал на все остальное. Никаких особенных эмоций я не испытал, когда мне было официально объявлено, что рапорт, поданный мною «на самого себя», командный совет наконец рассмотрел. Утвержденное советом резюме гласило: «Явное противоречие между физическим материалом и предложенной в рапорте информацией не позволяет…» Дальше я не читал. Не позволяет – и ладно. И превосходно. Главное – никаких «обязать». Мое время ценили.
Правда, некоторый интерес вызвал у меня распространившийся слух о намерении Нортона досрочно выйти в отставку. Сначала я не поверил, но слух держался упорно. Я догадался расспросить об этом Ингу – кому, как не ей, инженеру дальней связи, было знать о сообщениях, адресованных УОКСу. К моему изумлению, слух подтвердился.
Решение своего командира выйти в отставку десантники связывали с происшествием на Титании. На мой взгляд, это была чепуха. Сначала Нортон действительно был подавлен случившимся и по многу раз на дню донимал меня или Ингу вопросами о состоянии раненого (впрочем, как и все остальные десантники). Однако, во-первых, довольно скоро я нашел возможным оповестить население корабля, что жизнь Степченко вне опасности. Во-вторых, сопоставляя настроение Нортона «до Урана» и «после Урана», я особой разницы не уловил. Все так же угрюм, малоразговорчив, замкнут… Но держаться он умел великолепно. Каждый жест его, каждый взгляд словно бы строго напоминали: «Я человек дела, а мое настроение никого не касается». Нет, похоже, Титания тут ни при чем. Его угнетало что-то другое. Мне оставалось теряться в догадках.