Луна с правой стороны или необыкновенная любовь (сборник) - стр. 9
– Ты что на меня так смотришь? – вскинул он испуганно голову и, поймав мой взгляд на себе, густо покраснел и, сильно волнуясь, проговорил: – Я нисколько не похож на свою сестрёнку, нисколько, да и на отца своего не похож, разве вот только руки, – и он поднял с колен руки, протянул их вперёд, положил на стол и, улыбаясь, стал показывать мне и рассматривать сам.
– Руки у меня, пожалуй, отцовы, а больше во мне ничего нет от отца… Бабушка мне часто говорила, что с лица я прямо вылитый дед, и если бы ещё его рост, тогда бы окончательно я был похож на деда, а сейчас неизвестно на кого: руки отцовы, голова деда, а туловище…
– Зачем ты это говоришь?
Друг громко рассмеялся.
– Ты же на меня смотрел.
– Разве на тебя нельзя и посмотреть? – стараясь спрятать своё смущение, оправдывался я. – Я тебя вижу…
– Ты на меня никогда так не смотрел, как сейчас.
– Это тебе кажется.
– Ничего друг, не кажется. Я хорошо знаю, что ты искал во мне сходство с сестрой и не нашёл, – верно ли я говорю?
– В этом грехе каюсь, – ответил я и тоже почему-то густо покраснел. – Но я, отыскивая в тебе сходство с сестрой, ничего плохого не держал в своей голове.
Друг резко дёрнулся, убрал руки со стола, снова откинулся на спинку дивана.
– Я это знаю. Я также знаю, что я больше похож на урода, чем на человека.
Я резко перебил его.
– Зачем ты это говоришь? Ты, ведь, хорошо знаешь, что я…
Он снова громко захохотал, и хохот его был похож на крик совы; от его хохота мне стало неприятно, да и комната как будто стала то подниматься кверху, то опускаться, и так несколько минут, пока он не перестал хохотать.
– Не будем об этом говорить. Ты знаешь, что я нисколько не похож на сестру. Давай, я лучше тебе расскажу об её детстве.
И вот что он мне рассказал.
Глава третья. Рассказ
– Про отца Тани в селе Воскресенском, в котором он жил и торговал, шла недобрая слава и далеко распространялась на соседние сёла и деревни.
– Он тебе тоже отец? – перебивая его, полюбопытствовал я.
– Отец? – вскидывая на меня медные глаза, дёрнулся вдруг и закричал: – Какой он мне отец! Я его не считаю своим отцом с того самого времени, как он убил мою мать!
– Убил? – удивился я. – Ты мне никогда об этом не говорил. Как это случилось?
Друг не ответил на мой вопрос. Он, привалившись к спинке дивана, сидел с опущенными глазами, смотрел на свои тонкие длинные кисти рук, что лежали свободно с раздвинутыми пальцами на коленях, сияли золотистым пушком, редкими конопушками, а когда я успокоился, он глухо проговорил:
– Ты хочешь слушать?
Его голос был сух, придушен и был похож на только что вырвавшийся звук из пустой дубовой бочки.