Лукреция Флориани. Франсуа-найденыш (сборник) - стр. 60
– Мой бедный, мой милый друг, – сказал Сальватор, – напрасно ты восстаешь против неизбежности, тебе еще долго придется противиться если не собственным страстям, то домогательствам мужчин, которые будут встречаться на твоем пути. Чего только я не делаю, чтобы сохранять спокойствие рядом с тобою, но даже мне это не всегда удается, а ведь я…
– Как, ты опять за старое! – воскликнула Флориани с простодушным, почти комическим отчаянием. – И ты, Брут?{15} Лучше убей меня, и тотчас же. По крайней мере я буду избавлена от этих вечных и назойливых признаний!
– Нет! Нет!.. Со мною кончено, – поспешил успокоить ее Сальватор, боясь, что мгновенная веселость Лукреции сменится печалью. – Я никогда больше ничего не скажу тебе о своих чувствах, никогда не заговорю о себе, даже если это будет угрожать мне гибелью. Обещаю тебе, клянусь! Но не надейся, что так станут вести себя другие мужчины: напрасно ты будешь утверждать, что постарела, они по-прежнему станут любоваться тобой, любоваться бьющей в тебе ключом жизнью. Даже если ты всегда будешь так небрежно причесываться, будешь постоянно ходить в этом домашнем платье, которое походит скорее на одеяние кающегося грешника, чем на женский наряд, ты вопреки всему будешь казаться красивее других женщин! Кто, кроме тебя, может позволить себе появляться при ярком свете дня небрежно одетой, подставлять руки и шею ярким лучам солнца, утомлять глаза и утрачивать свежесть кожи, проводя бессонные ночи у изголовья больного (а ведь ты ко всему еще воспитала чуть не полдюжины детей, работала, огорчалась, страдала… чего только ты не пережила!), и после всего этого воспламенять воображение мужчин – и таких целомудренных, как мой друг Кароль, и таких умудренных опытом, как твой друг Сальватор!
– Вот что, если ты не оставишь этого тона, – вышла из себя Флориани, – если ты и дальше будешь утверждать, что меня еще ждет впереди страсть, я, кажется, способна нынче же вечером плеснуть себе в лицо кислотою или еще какой-нибудь отравой, чтобы встать поутру безобразной.
– Неужели ты и вправду можешь столь жестоко поступить с собой? – растерянно спросил Сальватор.
– Да нет, это я просто так сказала, – бесхитростно призналась Лукреция. – Я достаточно страдала, и новые страдания мне ни к чему.