Лукавый взор - стр. 9

В том числе и завести любовную игру с прекрасной графиней, которая «полуголая и босая» бежала из Польши, однако же носила на своей прелестной головке наимоднейшую из шляпок, а на ее плечи был накинут подбитый лебяжьим пухом черный шелковый салоп с широченными, словно бы надутыми рукавами. Такие салопы набрасывали на себя самые отъявленные парижские модницы, отправляясь по вечерам в театры или на балы, но отнюдь не в полдень с визитом в какую-то там редакцию какой-то там газеты. Итак, графиня немало подвирает, однако… Араго, на миг опустивший глаза, увидел тонкие щиколотки, обтянутые черными шелковыми полусапожками, и мысленно сам себе подмигнул.

Эта дама, пусть она даже с головы до ног лжива, весьма пленительна с ног до головы!

У Араго с языка уже было готово сорваться обещание написать для прекрасной дамы все, что ей будет угодно, как вдруг дверь снова отворилась, и на пороге возник гамен[12] в лохмотьях, с грязными босыми ногами, в надвинутой чуть ли не на самый нос фуражке с облупленным козырьком. На вид этому дерзкому дитяти парижских улиц было не больше тринадцати лет, однако воинственному выражению его чумазой рожицы мог бы позавидовать любой обитатель темных улочек острова Сите, прибежища самых отъявленных парижских хулиганов – апашей.

Жюстинушка, Устинька, жизнь моя! До сих пор не могу прийти в себя от роковой неизбежности нашего очередного расставания. До сих пор вижу твои глаза, полные слез и ужаса перед разлукой. Счастье, что не увидел в них упрека! Счастье, что ты оказалась настолько сильной, чтобы избавить меня от мучений совести хотя бы на ту минуту, когда я в последний раз обнял тебя. Одно утешает: я уезжал, но вернулся, уезжаю снова – и снова вернусь! Граф Толстой, нынешний посол наш, пообещал мне это совершенно определенно. Провожу его до Санкт-Петербурга, а потом явлюсь в Париж вместе с новым поверенным в делах[13], которым, по самым достоверным сведениям, должен оказаться граф Нессельроде. Он расположен ко мне, он не откажет в этой жизненно важной для нас с тобою просьбе!

Но все же не могу не проклинать судьбу, которая нас разлучила, едва соединив. Ты ждала меня почти три года, несмотря на попреки отца и матери, отринув все ухаживания благонадежного и добронравного мсье Бовуара. Иногда мне жаль его, а за себя я счастлив! Ты моя, ты моя, а Бовуар остался с носом! Мы с тобой встретились и поняли, что наша тайная любовь не погасла в разлуке, подобно искре, а превратилась в пылающий костер, пламя которого нас зажгло… зажгло нашу страсть.