Лук Будды (сборник) - стр. 4

– Какой хорошенький! – ахнула. – А я почему-то решила, что девочка, – и вывалила из сумки массу бесполезных вещей – розовый чепец, цветастые слюнявчики и тяжелый бабушкин гребень, который при всех случаях не понадобился бы еще лет двадцать.

Из ее друзей зашел уже известный нам Владик и с ним Бурштейн – толстый, как на ватине, увалень, но при этом подвижный и пружинистый, словно весь на рессорах. Он постоял перед аквариумом в задумчивости, ловя водяные блики своими круглыми навыкате глазищами с черными зрачками в золотистом ободке и глубокомысленно изрек:

– Ничего малек, то есть малец.

Не иначе как оценив похвалу, Карп радостно вильнул хвостом. Влад рассказал служебные сплетни, и они ушли. Все – уходили. У Павла возникло абсурдное чувство, что уходят чаще, чем приходят. Вот и жена стала пропадать. Говорила, что едет в мастерскую, а когда его звонки не находили ее на месте, отмахивалась – была на этюдах. Отпущенный ей срок по уходу за ребенком истекал, но Лиля работала по договорам, и перспектива выхода на службу ей не грозила. У Павла с режимом было построже. Нет, он, конечно, мог иногда отпроситься у начальства, но что же это получалось? Он позволил ей записать Карпа на свое имя, а теперь еще нянчись с ним! Но это было дело десятое, а главное…

Страх, что Лиля ему изменяет, был всегда. По возвращении из командировок так и подмывало попытать старушек-соседок, мол, как тут себя вела моя благоверная, да гордость не позволяла. Он расставлял тонкие сети, задавал жене как бы между прочим вопросы на срезку – и все зря. Она не была наивной мушкой, а из него не вышел настоящий тенетник. Кстати, о пауках. Однажды он вычитал в словаре, что паука на севере зовут Павлом. Это почему-то ему страшно понравилось, и в тот же день он преподнес Лиле стишок: «Как пескарь, что попал на крючок, как хромой почтальон-паучок, без тебя я скитался, не жил». И посвящение: моей загадочной Лилит. Был там и беспомощный рисунок – кривой овал лица, носик и все такое, но изографический шедевр нашего героя мы здесь приводить не будем.

Оставаясь один, он подсаживался к аквариуму – и смотрел. Карп, нервничая, начинал выписывать в воде вавилоны, а Павел смотрел… и сравнивал. С этой целью им было приобретено зеркальце. Улучив минуту, когда Карп, брезгливо жуя губами, подплывал к передней стенке, он ловил свое и его отражения и лихорадочно соображал. Губы не мои – у меня нервные, тонкие, а этот вон какой губошлеп. И кожа светлее. Глаза у меня карие, глубоко посаженные, а этот пучеглазый. Ничего общего. Стоп! А пятнышко на правом боку? Черт бы его побрал, это пятнышко. Павел задирал рубашку, сличал. Сомнений быть не могло: как и у Карпа, справа внизу у него чернела родинка.