Лучший из худших - стр. 7
Ну-ну, я тоже в кинотеатры хожу и не только, чтобы целоваться. Щаз вместе похохочем.
- Где микрофон и камера, Станислав Сигизмундович?
- Я ваш адвокат, Анатолий, - оскорбился поляк. – Никто не вправе записывать мои переговоры с клиентом. Это уголовно наказуемо.
- Наказуемо, да?
Я повёл головой, пытаясь высмотреть, куда здесь могли прилепить аппаратуру. В стены что ли вмонтировали, ироды? Визуальных признаков нет: голые стены, покрытые краской и шершавый, словно корова лизнула, потолок. Такое чувство, что белили по старинке, веником.
- Сообщить номер уложения? – спросил адвокат.
«Стряпчих», которых батя подключал, чтобы вытащить меня из тюряги, я успел узнать в лицо. Этот был какой-то новенький что ли. Прежде не видел.
Хотя… Какой из него адвокат, дешёвый актёришка из провинциального театра, отыгрывающий передо мной роль.
Я ещё раз осмотрелся. Гаджетов не видно. Только удивляться нечему. Техника за последнее время так продвинулось, что в тебя шприцом килограмм всяких чипов могут закачать.
Подобравшись и сделав морду кирпичом, я прорычал:
- Батя, если ты меня сейчас слышишь или услышишь потом – знай: то, что ты творишь – ни х… не смешно. Это я тебе точно говорю!
Станислав Сигизмундович покачал большой умной головой.
- Анатолий, если вам плохо – могу вызвать врача. Или договорюсь, чтобы вас поместили в тюремную больницу.
- Иди в п… со своими советами! – совершенно искренне пообещал я.
Глаза адвоката недовольно сверкнули.
- И всё-таки вам точно нужен врач.
Меня просто распирало от злости. После всего, что со мной произошло, после смерти любимой девушки, ареста, СИЗО, покушения, этот грёбаный мудак намекает, что у меня с кукушкой не в порядке. А играет-то как бесподобно!
Пожалуй, это уже не провинциальный театр, тут МХАТом попахивает.
Никогда не замечал за собой столько агрессии. Катя (царствие небесное!) любила подшутить надо мной, говорила, что я плюшевый и мягкий. Но сейчас внутри сконцентрировалось столько ярости, что я уже не мог её удержать.
Пальцы сами собой сложились в кулак, и я закатил такой прямой в челюсть адвоката, что он опрокинулся вместе со стулом, сверкнув напоследок передо мной подошвами лакированных туфель.
Шума и грохота было преизрядно.
Почти сразу с лязгом распахнулась железная дверь, находившаяся за спиной поляка, в комнату влетели двое дюжих мужичков в угрёбищной серой форме с погончиками, а главное - с резиновыми «демократизаторами» в руках.
Вот сука! Я понял, что огребу сейчас по полной программе. Эти хмыри не парились ни секунды, даже не задумывались, что мой папа при желании сделает так, чтобы они жрали собственное дерьмо – просто накинулись на меня.