Лучшие годы жизни. Под сводами высокой лжи - стр. 15
Перед сном, пока Стас неторопливо чистил зубы в гулкой умывальне с десятью раковинами, Юра торопливо открыл лежавшую в выдвижном ящике тумбочки тетрадь и быстро записал туда: «Фонарь, мёртвый свет, голая ветвь с одиноким жёлтым листком, двое на четвереньках, руки и ноги не различить, кровавые шарики в пыли, белая сталь, белый осколок кости». Затем он вздохнул и прыгнул на визгливые пружины кровати.
Стас взял Юру под свою опеку, и территория интерната превратилась в абсолютно безопасное для Полётова место. Улица же оставалась зоной дикой враждебности, где правили иные длинноволосые авторитеты. Всё, что находилось за высоким забором с облупившейся зеленоватой краской, источало опасность. Любая группа проходивших мимо пареньков могла без предупреждения вцепиться в ворот рубашки, наградить ударом в голову и вывернуть карманы в поисках денег. От шпаны пахло потными подмышками и грязными ртами.
Стас, имея за спиной боксёрскую школу, учил Юрия пользоваться кулаками и делился с ним опытом выживания на улицах.
– Ты, главное дело, не жди, пока тебя начнут колотить, – наставлял Стас. – Если упадёшь, то тебя просто замочат ногами. Бей первым. Если к тебе подходят несколько чуваков и спрашивают огоньку или чего-то там ещё, ты сразу прикинь, кто поближе, вмажь прямо в нюхальник и быстро делай ноги. На улице важно уметь бегать. Всё остальное – мура. Если эти козлы увидят, что ты чересчур прыткий, то не погонятся, даже если ты кому-то из них морду распердолил.
– Но ведь убегать стыдно.
– Ни фига не стыдно, Юрец. Стыдно на карачках ползать с разбитой харей и сопли пускать. – Стас многозначительно перекатил окурок из одного угла рта в другой. – Я тебе говняного совета давать не стану. Намотай себе на кончик: надо уметь бегать.
– А как же честный бой? – Юра с серьёзным видом цедил сигарету и пускал дым себе под нос, подражая взрослым мужчинам.
– Улица полна козлов, это тебе не боксёрский ринг. Я никогда не видел, чтобы на улице дрались честно. Если ты сильнее твоего врага, ты можешь быть честным, но тогда ты не станешь на него наезжать. А когда на тебя прёт с ломом какой-нибудь мордоворот, то можешь быть уверен, что он даже на нюх не пробовал, что такое честность. Когда тебя хотят урыть, то лучше всего побыстрее удрать, Юрец. Я знаю, что говорю.
Этот период времени запечатлелся в его памяти размазанными от стремительного бега многоцветными пятнами, пропитанными шумной музыкой из репродукторов в парке. Юрка дрался редко.
В те годы он много думал о девочках, но стеснялся своего малого роста. Влюбившись в какую-нибудь смешливое личико, он всячески скрывал своё чувство и прилагал все силы, чтобы держаться незамеченным. Он ходил в кино, где на экране скакали могучие рыцари, устремляясь навстречу своим возлюбленным, и где ковбои дробили друг другу челюсти, защищая честь заезжей красотки. Эти образы надёжно отпечатывались в него, и день ото дня он видел себя в мечтах скачущим на высоком белом коне с длинным кнутом в одной руке и сверкающим револьвером в другой. Он никогда никого не убивал в своих фантазиях, но одним своим решительным видом распугивал всех недругов и обидчиков на глазах у собравшейся стайки нравившихся ему девочек. И они непременно вскидывали умилённо руки, внезапно осознав всю свою вину за то, что раньше не замечали Юрку. Он же гордо кивал им, прощая их глупость, и уносился прочь под величественную музыку.