Лучшее время - стр. 2

Вода не хлынула в салон, только перехватило дыхание от тупого удара в грудь. Открыв глаза, я увидел рябь на воде внизу за стеклом, осознал, что сам я вишу на ремне безопасности в машине, которая держится задними колёсами за край моста, понял, что это невозможно, и, стало быть, сейчас всему придёт конец, и истошно заорал. От собственного крика я и проснулся.

Сегодня утром – а это было сырое и ветреное ноябрьское утро, когда по одному взгляду за окно можно было догадаться, как противно на улице, – в новостях по радио сказали, что дамба Санкт-Петербурга закрыта. Вода поднялась выше положенного.

Суда ждут в порту. Мы отгородились от моря, спасая нашу хрупкую каменную столицу. Позже, выехав на набережную, я вышел из машины и глянул через парапет. Поверхность воды в зазубринах мелких нервных волн действительно качалась гораздо ближе обычного.

Ночью был ураган, и мне хорошо представлялось, как бесилась в штормовом припадке Балтика, выплёскиваясь в Неву, и как стонал под её напором гранит каналов. Это напоминало «Преступление и наказание», эпизод про глюки Свидригайлова. Теперь сложно представить, что вода когда-то поднималась до уровня тротуаров, чтобы перехлестнуть за каменные борта и попытаться отвоевать территорию, которая раньше сдавалась ей без боя. И мне казался странно близким этот образ города, к самому горлу которого подступает наводнение.

Началось всё настолько просто и незатейливо, что я даже удивился, как такому простому и незатейливому нашлось место в моей жизни. И это после того, как я отметил «три четверти» – семьдесят пятый выезд за «Зенит», – сломал руку в драке в Махачкале, проехал на машине четыре страны… в общем – после того, как прошло лето.

Она сказала, что беременна. Я мысленно проклял «авось», на который понадеялся в тот вечер, а вслух спросил, что же она предлагает нам теперь делать. Жить вместе, ответила она. На свадьбе она не настаивает, но очень хочет, чтобы ребёнок носил мою фамилию, поэтому лучше было бы пожениться.

Я не стал с нею спорить. Я, как аквалангист, всплывший с немыслимых глубин, болтался на тривиальной поверхности и не понимал, чего от меня хотят. Она переехала ко мне, и я стал приходить домой, как в гости. Единственным напоминанием о том, что квартира всё-таки моя, был мой кот Пушист, который мчался ко мне, едва я переступал порог, и более не отходил от меня весь вечер. Определённо, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Дома меня больше не встречала привычная тишина, и теперь казалось, что он опустел, хотя всё было наоборот.