Лучшее время - стр. 19
Пожалуй, более странную подборку литературы, чем у меня, сложно себе представить. Читаю я бессистемно и могу показаться жутко необразованным, если, конечно, действительно существуют люди, осилившие в школьные годы всю русскую классику, с тем, чтобы в молодости основательно взяться за классику зарубежную и с последовательным занудством штудировать её от Гомера к Мольеру и от Стендаля к Фаулзу. Я же могу долго распинаться о книге, которую никто в глаза не видел, охотно пообсуждать какой-нибудь недооцененный шедевр, заикнуться парой слов о вписавшем себя на скрижали истории классике и стыдливо сменить тему, когда речь зайдёт о Толстом или Достоевском, дочитать творения которых у меня не хватило терпения.
Я еще раз окинул взглядом книги и взял одну – достойный повод забить на уборку.
На стену в глубине утонувшей в сумерках комнаты легли слабые отсветы – за окном, где-то далеко за лежбищем крыш садилось невидимое солнце. Оно не показывалось весь день и только теперь окрасило ветрено-малиновым истончившейся слой туч на краю горизонта.
Я лежал на диване, уперев подбородок в поставленные друг на друга кулаки, и смотрел на полосатый зимний закат. Страницу я не переворачивал уже полчаса.
Я изменился за последние пять-семь лет. Или даже за последние два-три года. Вот откуда возникла эта странная ностальгия, когда я перебирал книги. Их читал другой парень, молодой и по отношению к миру наглый. Этому парню никогда бы не пришло в голову обращать внимание на чьи-то взгляды, кроме собственных, из уважения молча улыбаться, слушая откровенную херню, или компромиссно натягивать на себя приличествующую случаю маску ради какой-то туманной цели, а то и без цели вообще. Я не задумывался о том, что и как мне ответят, вываливая свои мысли, пусть даже друзьям, ни фига со мной не согласным. Что примечательно, друзей у меня тогда было больше.
Тогда я был собой. А теперь я непонятно кто.
Я не знаю, как я проглядел это превращение в тыкву. Вначале веришь, что становясь старше, станешь умнее, сильнее, увереннее… А по факту на тренировку ума идет печальный опыт, нарастающие сомнения обгоняют уверенность, силы обернулись в злость, которой выжигаешь себя изнутри за эти сомнения. А мелкие страхи сложились в одну большую баррикаду на пути.
Я просто сдулся, позволил потоку подмыть подо мной песок и унести себя с берега. Все это время я занимался тем, за что раньше мог бы себя только презирать. Я выдумывал себе работу, чтобы коротать вечера в пустом офисе, женился, в глубине души ненавидя невесту за это свое решение, разводился, притворяясь, что мне тяжело. Притворялся не для неё – для самого себя, чтобы не считать себя тем, кем все равно стал. Я мерил жизнь прожитым временем, делил дни на выходные и рабочие, четко понимая, что можно в первые, и чего нельзя во вторые. То есть по всем симптомам это был уже не я.