Лучшая фантастика XXI века (сборник) - стр. 88
«Я восстановил пластичность своего мозга. И прежде всего уничтожил возможность говорить.
Ты дала мне человеческую жизнь, но я не человек. Ты излагала мои мысли человеческими словами, но человеческие слова созданы для мозга человека. Мне нужно найти собственные мысли. Нужно узнать, кто я такой.
Надеюсь, когда-нибудь я вернусь, но не могу ничего обещать от лица того, кем стану».
Люсьен шел по пустыне. За ним оставалась тонкая цепочка следов. В нескольких милях позади они сменялись отпечатками колес грузовика на песке.
Песок играл красками – не только бежевой и желтой, но и красной, зеленой, синей. На камнях рос мох цвета окислившейся меди. Между камнями собирались тени, они же длинными полосами расчертили всю землю.
Сознание покидало Люсьена. Он пытался сжать пальцы так, как нужно, чтобы держать ручку, но у него не получалось.
Ночью появлялись птицы и кролики. Люсьен был неподвижен, и они пробегали или пролетали мимо него, словно его там не было. У него, как и у них, желтые глаза. Он пахнет почвой и травами, как сама земля.
А где-то Адриана уступила своему отчаянию. Она позвонила Бену и Лоренсу. Те согласились прилететь на несколько дней. Они осушат ее слезы, отберут у нее вино и мягко объяснят, что она не в состоянии оставаться в доме одна с дочерью.
– Все это понятно, – скажет ей Лоренс. – Тебе нужно время для траура.
Адриана почувствует, что мир смыкается вокруг нее и дыхание пресекается, но, хотя ее жизнь становится тусклой и бессмысленной, продолжает дышать. Да, соглашается она, ей лучше вернуться в Бостон, где ей смогут помочь сестры. Ненадолго, всего на несколько лет, пока, пока, пока… Она упрашивает Нанетт, Элинор и Джессику ежедневно проверять камеры службы безопасности у ее старого дома – вдруг Люсьен вернется. Ты сможешь проверять сама, говорят они. Со временем ты снова будешь жить самостоятельно своей жизнью. Но между собой встревоженно перешептываются, боясь, что она не скоро оправится от удара.
А где-то Роуз начинает все сильнее сомневаться в том, что в ней есть частица ее отца. Она сидит в гостевой комнате, где служанки Джессики приготовили для нее постель, приказывает свету погаснуть и начинает тайно царапать себя ногтями, чтобы царапины зажили так же, как у папы. Когда Джессика обнаруживает кровь на простынях и пытается успокоить племянницу, Роуз остается в объятиях тети холодной и неподвижной. Джессика зовет служанок, чтобы сменили простыни, и Роуз бросается между двумя взрослыми женщинами и кричит с решимостью, рожденной сомнениями и отчаянием: «У роботов не идет кровь!»