Лучшая фантастика XXI века (сборник) - стр. 115

– Ах, мы были так счастливы, – сказал папа, погружаясь в воспоминания. – Мы были как дети, такие невинные… ничего не знали.

– Чего не знали, папа?

– Что с нас хватит.

– Хватит чего?

– Всего. С нас хватило всего. Это он летит?

Он смотрит на меня водянистыми синими глазами.

– Давай я надену на тебя шлем.

Он отбрасывает шлем, ударившись слабыми пальцами.

– Перестань, папа. Хватит!

Он пытается артритными пальцами расстегнуть ремень, но не может. И плачет в ладони, покрытые пятнами.

Они пролетают.

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, чтобы увидеть, какими мы были в то лето, до трагедии, я начинаю понимать, что хотел мне сказать отец. Он говорил не о тортах, и не о почтовых каталогах, и не о воздушных путешествиях. Хотя все это он использовал в рассказе, он имел в виду не это. Когда-то были другие эмоции. У людей были чувства. Они жили в мире, который ушел, был уничтожен так основательно, что мы унаследовали только его отсутствие.

– Иногда, – говорю я мужу, – я гадаю, действительно ли мое счастье – настоящее счастье?

– Конечно, это настоящее счастье, – отвечает он, – чем еще оно может быть?

На нас нападают, вот что мы чувствовали. Менменсвитцерзендеры с их слезами и боязнью хлеба, с их странной одеждой и вонючими козами были детьми, как и мы, а мы не могли забыть о городском собрании, не могли забыть о том, что собирались сделать взрослые. Мы карабкались на деревья, играли в мяч, приходили домой, когда нас звали, допивали молоко, но потеряли чувство, которое у нас раньше было. Правда, мы не понимали, что у нас отобрали, но знали, что нам дали, и знали, кто.

Мы не созывали городское собрание, как взрослые. Наше собрание состоялось в жаркий день в игрушечном домике Трины Нидлз, где мы обмахивались руками и, как взрослые, жаловались на погоду. Мы упоминали домашний арест, но его невозможно было соблюдать. Мы говорили о баллонах с водой. Кто-то упомянул мешочки с собачьим дерьмом, которые можно поджечь. Думаю, именно тогда обсуждение пришло к тому, к чему пришло.

Вы можете спросить, кто запер дверь. Кто сложил груды растопки? Кто чиркнул спичкой? Мы все. И сейчас, двадцать пять лет спустя, когда я потеряла способность чувствовать свое счастье и вообще чувствовать, что счастье существует, это мое единственное утешение. Мы все.

Может быть, больше не стоило ждать городских собраний. Может, этот план был таким же, какие мы составляли раньше. Но городское собрание созвали. Взрослые собрались, чтобы обсудить, как не поддаваться злу, а также возможность расширить Главную улицу. Никто не заметил, как ускользнули мы, дети.