Ловушка для тигра - стр. 21
– Добрый вечер. – Максим осмотрел всех присутствующих. На первый взгляд ничего страшного не произошло – вроде спокойны, только говорят как-то неуверенно. И слов подобрать не могут, запинаются, как сговорились.
– Макс, там, в подъезде… Я не знаю, что это означает. То ли рисунки, то ли… Посмотри, пожалуйста. Мы тебя тут подождем, – промямлила Ленка, стараясь не смотреть на хозяйку квартиры.
Та лишь кивала и со страхом поглядывала на Максима.
– Ладно, ждите.
Максим направился к подъезду, уже примерно представляя себе, что там увидит. И ошибся лишь в деталях. Картинка действительно оказалась жутковатой, особенно в таком исполнении, да еще и в тесном помещении. Такая наскальная живопись обычно украшала фасады полуразрушенных домов, заборы, но не замкнутое пространство лестничной клетки. Максиму сначала показалось, что стены покрыты копотью или сажей, но нет, это оказалась обычная черная краска из баллончика. Буквы, огромные, почти в половину человеческого роста, сливались в слова – стандартный набор оскорблений и угроз. И подпись – название гордого племени, только подобное написание Максиму встретилось впервые. Строка начиналась под окном на лестничной площадке внизу, вползала вверх и через все три двери и простенок уходила дальше, к окну на площадке между вторым и третьим этажом. Краски «художники» не пожалели – пустые баллончики валялись на ступенях. «Стены покрасить, дверь поменять», – быстро прикинул Максим, как можно устранить последствия набега. Даже ему, мало знакомому с письменностью малых народов, удалось найти в надписи две ошибки. А дверь менять придется за свои, но деваться некуда. Об этом он и сообщил вернувшейся со двора жене.
– Придется, – согласилась Ленка, – и поскорее. Из дому выйти страшно. А что там написано?
– Черт его знает, я не понимаю, – Максиму пришлось снова соврать, но на этот раз Ленка, кажется, поверила.
Остаток недели и выходные прошли почти спокойно. Максим добросовестно, как на работу, являлся в суд, общался с защитником, отвечал на вопросы. И делал вид, что не слышит ругани, угроз и обещаний «разобраться» с ним прямо сейчас, немедленно. Вертелся на языке вопрос к защитнику «потерпевших»: что же вы, уважаемый, не видите, что происходит? Или оглохли? Но решил молчать. Во-первых, бесполезно, а во-вторых – зачем раскрываться перед противником? Пусть и дальше считают, что их каркающе-шипящий язык ему не знаком. За последний месяц «языковой практики» Максим вспомнил основательно подзабытые им слова и понимал почти все, о чем говорили люди в зале. А процесс затягивался, присяжные не торопились с решением, тянули как могли. Они понимали, что дело нечисто, и отправлять невиновного человека в тюрьму не хотели. Обстановка накалялась, спектакль затягивался, но Максим чувствовал, что долго так продолжаться не будет. Только гадал, кто первый не выдержит, у кого сдадут нервы. Решение по его делу уже принято где-то очень далеко отсюда, на пути «правосудия» остались только он и присяжные. К нему уже «приходили», и не раз, не исключено, что и с присяжными тоже проведут работу. И что ему делать тогда? Идти в тюрьму, как барану на заклание? Отвечать за чужую ошибку или преступную глупость? Мысли причиняли почти физическую боль, да еще и уезжать Ленка отказывалась наотрез, уперлась. Они разругались вдрызг, Максим даже наорал на жену, чего не делал до этого еще ни разу. Потом извинялся, просил прощения, Ленка тоже признала, что не права. Но толку-то? Он здесь, они там, и черт его знает, что происходит рядом с домом.